Она покорно повернулась и пошла, хотя Чердынцев видел, что ждала она не такого легкого дела. Но и эту-то работу он просто выдумал: понимал, как трудно ей сейчас безделье. Чердынцев и сам чувствовал, что он сейчас сорвется, куда-то побежит, — может быть, к завалу. Но туда ушли мальчики, а он должен сидеть и ждать, что ответят на его сообщение…
Но из дому он вышел, крикнул в окно Галанину:
— Если будет что-нибудь важное, ударьте в гонг! — и пошел к приборной площадке.
У первой вехи он остановился: поперек поля зияла трещина. Ледник сполз вниз метра на полтора-два. На побуревшем от пыли льду змеились зигзаги и провалы. Озера, покрывавшие ровную площадку, ушли в трещины.
Он с трудом добрался до сейсмографических приборов. Самописцы продолжали работать, выстукивая свой механический пульс. Но линия из-под пера вытекала рваной, качающейся: земля все еще дышала, и там, на месте обвала, продолжались, как видно, толчки. Но все это были поверхностные явления: как он и предполагал, землетрясения не было, случился гигантский, катастрофический оползень.
Сняв ленты с записанными следами катастрофы и поставив новые катушки, Чердынцев осторожно вернулся на береговую тропу. И вовремя: во мгле послышался гул вертолета.
Галанин включил свет во всех комнатах и маяк на крыше станции. Столбы света упирались словно в глухую стену. Галанин включил и морзянку: ее писк, усиленный приемником, слышался через окно. Вертолетчики, скорее всего, шли на этот радиописк, вряд ли они видели в такой мгле световые сигналы.
Но снизилось точно: над очищенной от камней площадкой перед домом, куда прилетали много раз и раньше. Только сейчас они не высовывались в дверцу, не махали руками встречающим, выкинули вымпел и повернули назад.
Галанин подобрал вымпел и вручил Чердынцеву письмо. Республиканский Центральный Комитет партии назначал Чердынцева ответственным за эвакуацию жителей горняцкого поселка, расположенного выше обвала, при недавно открытом руднике, «если положение станет угрожающим». В письме сообщалось, что приказ вывести рабочих из-под земли уже отдан по радио.
Пока Волошина переписывала приказ в вахтенный журнал, Чердынцев связался с начальником шахты инженером Коржовым по радиотелефону. Коржов отметил только незначительные колебания внутри шахт. Но людей вывел. На запрос Чердынцева о продуктах сообщил, что обычная четырехмесячная норма, какую завезли осенью перед тем, как закрылись перевалы, только что начала пополняться, он обещал подсчитать наличие продуктов. Потом Коржов спросил:
— Чего мы должны бояться?
Чердынцев не стал успокаивать его:
— Если завал не пробьют, то через пять-шесть дней рудники затопит. В горах из-за дождей идет бурное таяние снега и ледников. Боюсь, что уже сейчас существует Фанское озеро, которое будет неумолимо расширяться, захватывая всю сеть ущелий. Возможно, женщин и детей придется эвакуировать вертолетами, а взрослых — на плотах по новорожденному озеру. Сегодня и завтра мои люди будут искать место для перехода через завал.
— Значит, мы отрезаны?
— Да.
— А ко мне должна была приехать жена, — разочарованно сказал Коржов.
— Еще хорошо, что не приехала, а то напугалась бы на всю жизнь.
— Ну, она у меня геолог.
— Теперь здесь больше всего нужны подрывники! — напомнил Чердынцев.
Коржов несколько, суше, чем следовало, пожелал успехов и отключился.
Салим приготовил ужин и несколько раз приоткрывал дверь радиостанции и молча закрывал снова. Лицо у начальника было такое мрачное, что сразу становилось понятно: ему не до ужина.
Но вот на крыльце затопали разведчики, сбивая грязь с башмаков, и все бросились им навстречу.
Каракозов поставил ледоруб в угол и только тогда поднял глаза. Волошина, видевшая его веселым, шумным, невольно отстранилась — так не похож он был на себя. Чердынцев требовательно ждал.
Ковалев и Милованов стояли за Сашиной спиной, опустив головы.
Наконец Каракозов справился с волнением, глухо заговорил:
— Вы были правы, Александр Николаевич, завал плотный, высота около четырехсот метров. Река Фан перестала существовать. Появилось Фанское озеро. Оно поднимается со скоростью около пяти метров в час. Нижняя морена ледника уже затоплена. Я прикидывал повышение по горизонту, завтра к вечеру вода подойдет к станции, послезавтра — к рудникам. Подняться на завал пока невозможно, он все еще шевелится и осыпается. Попробуем пойти завтра с утра.
