Чувствительность Наташи, её наивность (в хорошем, высоком смысле слова), открытость, соединённая со стремлением познать этот мир во всём многообразии его добра (но за добро по неопытности подчас принимается и зло), приводит героиню Толстого к «любовным» неприятностям наподобие тех, которые были у неё с Анатолем, у Пьера — с Элен, а у Кити — с Вронским. Но горести для героев (но не для проходящих персонажей) лишь повод встать и распрямиться вновь «с обновлённой нравственной физиономией» и с высоко поднятой головой.
Мы говорили о сказках. Сказка, как твёрдо верит обыватель, — выдумка, а потому не более чем развлечение. Как всегда у обывателей, всё в точности до наоборот: сказка — это наивысшая из возможных правд, это правда психологическая, общее в бытии многих душ. Лишь немногие авторские сочинения достигают высот сказки. Одно из таких — знаменитая трагедия Софокла «Эдип» (кстати, тоже лишь переработка уже существовавшего мифа). Отцу будущего царя Эдипа предсказывают, что он умрёт от руки сына. Отец, царь города Фивы, пытается обмануть судьбу и велит своему слуге отнести сына в горы и там его умертвить. Слуга повиновался, но лишь отчасти: сына в горы отнёс, но не умертвил, а оставил в горах, в надежде, что тот умрёт сам. Эдипа находит семья пастухов и передаёт его на воспитание в семью бездетного царя города Коринфа. Проходит время, мальчик превращается в мужчину. От оракула он узнаёт, что ему суждено умертвить своего отца. Эдип тоже решает обмануть судьбу. Он уходит из Коринфа, из своего, как ему кажется, отчего дома, странствовать. Однажды он встречает на пути колесницу с седым старцем, царём города Фивы, возвращающимся от Дельфийского оракула, который вновь ему подтвердил неизбежность смерти от руки собственного сына. Возница, раздосадованный неповоротливостью идущего впереди горца, не торопящегося уступить дорогу, оскорбляет его ударом кнута. Добавляет и старец. Эдип вспылил, и посох свой обращает в оружие. Но от руки его гибнет не возница, а сидящий в колеснице старец. Осиротевший Эдип продолжает свой путь к городу Фивы, не подозревая, что именно в нём он и родился. Путь его долог, околен, и когда он, наконец, приходит в Фивы, то над городом уже висит проклятие: Сфинкс захватила власть, живёт вне города, сбирает с горожан дань: ежегодно пожирает несколько не то юношей, не то девушек и собирается делать это до тех пор, пока кто-нибудь не разгадает её загадку. Вдовствующая царица (мать Эдипа) объявила награду: отгадавший загадку и тем освободивший город от кровавой повинности, получает её, царицу, в жёны и царство в придачу. Эдип побеждает Сфинкс и женится на матери. У них рождаются дети. Город Фивы весь сотрясается от обрушивающихся на него несчастий — это месть богинь судьбы за кровосмешение. Долго не может понять царь Эдип, за что страдает подвластный ему город, пока это ему не разъясняет прорицатель. Царь вспоминает убитого на пустынной дороге старца, ужасается отцеубийству, кровосмешению, выкалывает себе глаза и с дочерью, рождённой от своей матери, уходит в изгнание.
Почитающие Софокла как автора гениальных трагедий отнюдь не настаивают на том, что именно в Фивах захватила власть Сфинкс, умерщвляющая юношей. Очень может быть, что вообще не было никакой Сфинкс и ни один из царей Фив глаза себе не выкалывал. Но от этого трагедия «Эдип» не становится пустой выдумкой, а остаётся, наоборот, величайшей правдой — психологической. Да, действительно, между сыном и матерью чувства отнюдь не только возвышенные, как то столетиями внушают официозные идеологи и верноподданные богословы. Как учит современная психологическая наука, сексуальное влечение проявляется у детей уже в первые годы их жизни и вполне естественно, что у мальчиков оно направлено на единственный, а потому наиболее с первых мгновений существования привлекательный объект противоположного пола — мать. Впоследствии, как показывают наблюдения, если у выросшего мальчика есть возможность выбора, то он остаётся верен своей матери, то есть берёт в жёны девушку, более других мать напоминающую
