Толстой не описал интимные взаимоотношения Наташи и Анатоля по той простой причине, что их не было, а ещё потому, что для 60-х годов XIX века это было бы чересчур смело, поэтому мы, изучая тип во всей полноте его эволюции, вынуждены этот пробел восполнить. Если бы близким Наташи не удалось проявить бдительности и воспрепятствовать её похищению, она после бешеной скачки на тройке с пьяными седоками венчалась бы с уже состоящим в церковном браке Анатолем. Их интимные взаимоотношения, как типичные для некрофила и биофилки, развивались бы следующим шаблонным образом.
Поскольку Наташа чувствительна чрезвычайно, конструктивна, умеет подлаживаться, и к тому же женщина, то в скором времени она по поведенческим стереотипам чрезвычайно уподобилась бы своему мерзавцу «мужу» — не потому, что стала бы ему подражать сознательно, а потому, что её бессознательное постепенно бы заковывали в ржавое железо чуждого ей духа (если бы она закрыла глаза, она бы «увидела» свои «цепи» сделанными, возможно, из ржавого железа). Учитывая её искренность, можно заранее предположить, что злой дух проявлялся бы в её поступках, гораздо более ярких, чем у самого Анатоля. Там, где Анатоль, контролируя себя, смог бы ввести в заблуждение окружающих, Наташа обмануть бы не сумела. Близость с Анатолем привела бы её к уровню озлобления ещё большему, чем тот, которого она достигла к моменту похищения — визжа на родных, что она их ненавидит, что они её тоже ненавидят и не могут понять. Индуцированная на Наташу злоба в силу своей абсолютности обратилась бы и на сам источник этой злобы. Это — ссоры. Но противостояние между мужем и женой непременно возникало бы ещё и из-за нравственных разногласий, как это ни странно. Таким образом, между ярким некрофилом и биофилом возникает многоуровневое противостояние: на уровне логическом яркий некрофил оскорблён враждебными по отношению к нему поступками, причём поступками, странно похожими на его собственные желания, а на уровне бессознательном он будет задыхаться от обличений совести. Биофил же, в силу неопытности, пытаясь понять странное своё поведение, интеллектуально перегружается, что ещё больше, на некоторое время, погружает его рядом с ярким некрофилом в состояние гипнотического транса.
Злоба, которая проявилась бы в Наташе, внутренне ей не присуща. Внутренне, во всяком случае, по описаниям Толстого, она биофилка, и, как следствие, в этом направлении и продолжает развиваться. Анатоль же, напротив, оставался таким, каков был, а если и эволюционировал, то к усилению своих разрушительных тенденций, т. е. к смерти, и это разнонаправленное их движение уже само по себе должно было вызывать взаимное разочарование. Нравственно более высокий уровень Наташи кроме ненависти вызывал бы у него чувство, ему неприятное, болезненное — обличения совести. Впрочем, он так и не посмел бы признаться даже самому себе, что ему плохо ещё и из-за обличений совести, а доказал бы Наташе, что во всём виновата она. Так же и Наташа вряд ли смогла бы на логическом уровне объяснить свою боль, и дальше демонстрации женской логики дело бы не пошло.
Что же касается постельных взаимоотношений, то непрерывное напряжение, происходящее, во-первых, от дневных разногласий, во-вторых, как следствие подавленности Наташи некрофилической энергией Анатоля, и, в-третьих, как подсознательная самозащита от угрозы психоэнергетических травм, не позволили бы ей расслабиться и получить хотя бы минимальное эротическое удовольствие. Напротив, было бы чувство восхищения, продолжительность которого целиком и полностью определялось бы силой её критического мышления. Эротическое же наслаждение, которое она могла бы получить с биофилом, не говоря уж про свою половинку, для неё невозможно, как мы уже сказали, в силу внутренней напряжённости. Расслабление же невозможно в силу хотя бы инстинкта самосохранения от травм, обмануть который некрофилы обычно пытаются всеми возможными способами: от объяснений в любви до сетований на несчастную судьбу и просьб пожалеть. Но даже если бы Наташе поначалу удавалось в какой-то мере расслабляться, то психоэнергетические травмы, умножающиеся после каждой близости, всё больше и больше бы деформировали её энергетическое поле, или, что то же самое, истощали здоровье. Не имеет значения, как бы это проявлялось: в головных ли болях, как у атаманши, или ещё каким-либо образом, но жизнь бы у неё не сложилась.
