Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея) - страница 40
Из серьёзных исследований о Толстом мы узнаём, что он был чуть ли не единственным в мировой литературе писателем, который выступил против страстной любви! И действительно, уже этот достигнутый гением уровень познания жизни не может не вызвать к его выдающимся романам и даже просто их сюжетам исключительного интереса.
Мало кто из читателей «Войны и мира» знает, что Л. Н. Толстой начинал это замечательное произведение как роман о декабристах, книгу о людях, которые, как он верил, в 1825 году совершили исторический поступок, за что потом расплачивались бесконечными годами каторги в рудниках. Да, Толстой собирался писать о 1825 годе, но «Война и мир» оканчивается событиями памятного 1812 года, и только в эпилоге, незначительном по объёму, он показывает своих любимых героев в 1820 году. Отказался ли Толстой от своего замысла? Никоим образом! Не отказался, потому что гения волновали не столько внешние события 1825 года, сколько события внутренние, становление душ тех, кто смог решиться на героический поступок на Сенатской площади, на протест против подавления одного человека другим.
Да, дворяне — высшее сословие (и потому, как многим кажется, избранники судьбы) — после Сенатской площади пошли разве что не добровольно в рудники, но, что ещё поразительней, их жёны, которым царь подсказывал от мужей отречься, последовали всё-таки вслед за ними в Сибирь. За предательство своих мужей царь сулил женщинам оставить их жить в красивом городе Санкт-Петербурге, оставить с сохранением всех прав, — а что женщинам, согласитесь, ещё нужно? — но от тех, кому перед Богом обещали быть верны в любых трудностях, отреклись не все. Многие, но не все.
Итак, замужем за некоторыми из декабристов оказались женщины не совсем обыкновенные, точнее, совершенно необыкновенные: они сохранили верность мужьям и, несмотря на трудности, отправились за ними, чтобы хоть как-то облегчить их участь.
Вполне естественно, что всякого мужчину интересует, какова же та редкая женщина, которая не предаёт? Если нет возможности полюбоваться на такую в собственной жизни, то хочется хотя бы представить или почитать о такой в умной книге.
В «Войне и мире» есть героиня, которая у разных читателей вызывает самые противоречивые оценки: одни, и их большинство, считают её взбалмошным существом, которая, да, была, непонятно почему, симпатичной в юности, но потом, выйдя замуж за Пьера — и почему ей такое счастье, такого мужика? — совершенно «опустилась»: только муж да дети её и интересуют. Муж, дети и опять муж, словом, ничего от женщины, достойной поклонения. Да и вообще — несколько шлюховата: то Борис, то Пьер, то князь Андрей, то Анатоль, потом опять Пьер…
Другие воспринимают Наташу Ростову совершенно иначе: милая она и прекрасная.
У Толстого любимый герой, безусловно, Пьер: в первой молодости — толстяк и неуклюжий, по-юношески наивен, и потому им управляет любая оказавшаяся рядом гадина; неудачным был первый брак с Элен, с этим расчётливым, холодным и развратным чудовищем, которому поклонялись все мужчины петербургского света. Но вот Пьер — граф и добряк, который прошёл через ужасы французского плена и много в тех страданиях осмысливший — в конце «Войны и мира» был награждён наивысшим из земных благ — хорошей и преданной женой, Наташей Ростовой.
Пьер — это сокровенный Лев Николаевич, поэтому, в сущности, так одаривая своего любимого Пьера, Толстой, в мечте, награждал себя. В мечте, потому что у него самого, женившегося по страстной любви, семейная жизнь сложилась несчастливо. Когда гений, осознавая несправедливость владения имуществом, которое он не только не наживал, но и предкам его оно досталось неправедно, решил раздать это имущество бедным (своеобразная Сенатская площадь с последующей Сибирью), жена ему в этом (в Сибирь) не последовала, воспротивилась, отравляя впоследствии существование не одно десятилетие. Любила ли она его? Многие, утверждающие «да», доказывают это, в том числе, тем, что она не могла заснуть, не прочтя всё, написанное великим писателем за день. Утверждающие «нет» рассказывают, как жена каждодневно унижала своего мужа. То, что Софья Андреевна издевалась над мужем, соглашаются все исследователи, но ей симпатизирующие утверждают, что началось это в последние год-два жизни Льва Николаевича, когда с её стороны началось откровенное хулиганство, когда она ломала вещи, имитировала бесконечные самоубийства и повсюду разносила скабрёзную выдумку, что Лев Николаевич — гомосексуалист. Этим же исследователям нравится утверждать, что это Лев Николаевич свёл жену с ума своими идеями.
