В.: Ясно.
П.: Так я на весах не амфору сделал. А ёмкость гораздо более красивой формы. Очень красивой. А теперь надо распилить гирю… Так. Всё. Пополам. И рыбка теперь плавает. Хорошо ей. И чашечка с этой красотой перевесила!
В.: Какой у тебя глубокий вздох облегчения! Красиво! А с половинками гири что делать?
П.: А ничего. Пусть там и лежат. В назидание потомкам.
В.: Может быть, их куда-нибудь выбросить?
П.: А зачем? Они не мешают… Послушай, милая ты моя, родная, прости ты меня, пожалуйста… За всё! Что уставала со мной! Это я из-за железа тебе сопротивлялся! В сущности, подавляющая мать — проклятие на всю жизнь! И то, что ты не похожа, будет вызывать некое тебя неприятие… Но только некое! Прости меня, пожалуйста!
В.: Что ты! Я уже давно всё простила. Да и разве это была усталость?
П.: Ну всё равно, после ссор, помнишь, из головы у тебя стружку выметали?
В.: Зато сейчас ничего не остаётся.
П.: Спасибо тебе! Я никогда этого не забуду! Я так тебя… так тебя люблю!.. А ты знаешь, после того, как я у тебя прощения попросил, рыбка-то лучше себя стала чувствовать. А то хорошо-то ей было, но при поверхности всё время была, не могла оторваться, вроде как воздух заглатывала. А теперь — ух, и хорошо же ей там!
* * *
П.: Милая, а сегодня я тебе сопротивлялся?
В.: Нет, мой хороший.
Глава пятьдесят вторая
Синдром учительницы и священника
П.: Я тебе рассказывал про учительницу и священника?
В.: Нет.
П.: Давно уж это было. Звонит мне по телефону женщина, представляется учительницей и говорит, что они в школе сейчас проходят творчество Достоевского, и, поскольку ей меня представили как хорошего писателя, она просит меня перед её классом выступить. «Вот совпадение, – говорю, – я как раз последний месяц занимаюсь Достоевским». «Значит, судьба, – говорит с особенно значительной интонацией она. – Значит, так надо». Урок тот должен был быть через неделю, и мы договорились, что она мне накануне ещё раз позвонит. Но я её номер телефона на всякий случай взял. Срок подошёл – она не звонит. Делать нечего – звоню я. А она мне говорит: «Я разговаривала со священником, он мне всё о вашей церкви рассказал».
В.: Наверное, всё-таки было слово «секта».
П.: Не помню, может быть. Но вряд ли, дама, в общем-то, достаточно культурная. Хотя можно посмотреть и иначе: значима ведь только интонация. В таком случае, ты права. Но не это важно. А потом эта учительница начинает оправдываться, почему она, как обещала, не позвонила. «И вообще, – говорит, – всё, что вы сказали, неубедительно!» Я удивился. Как, говорю, такое может быть, если я ещё ничего не сказал? А она: «А это не важно. Всё равно неубедительно. А вот священнику я сразу поверила». Я: «А что же он такого сказал?» «А ничего такого особенного и не сказал, но это было убедительно».
В.: Глупость какая-то.
П.: Глупость, но только с одной стороны. С точки зрения анализа логического смысла слов. На самом же деле эта учительница мне очень помогла. Она, как учительница, живёт только внушениями. И ей свой способ существования удалось выразить!
В.: Но что-то не чувствуется, что она жертва.
П.: Да. Не жертва. В каком-то смысле. Инициативная, сама незнакомому человеку позвонила, учительница. Так вот, пожалуй, с этого-то случая я и задумался. Собственно, она сделала большую часть работы: она мне преподнесла даже терминологию!
В.: Верно говорят: мудрый учится даже у глупцов.
П.: Да. Древняя мудрость: Учитель может быть везде – в дереве, утренней заре и даже в глупце. Только не говори мне, что от скромности я не умру.
В.: Не умрёшь.
П.: Но я не отрицаю и что я глуп. Ведь, по пословице, на своих ошибках учатся именно дураки. Но хуже того: учусь лишь спустя много лет после того, как научился.
В.: Опять парадокс?
П.: Не совсем. Жизнь. Мне тогда ещё восемнадцати не исполнилось. Студентом был. Первая сессия. Первый экзамен. Это был мой в то время любимый предмет – история. Я к экзамену подготовился, как, наверное, никто в группе. И нисколько не сомневался, что знаю его на «отлично». Ответил всё — от и до. А мне только – «хорошо». Было не просто обидно, было больно. Хорошо, обиду проглотил, подходит следующий экзамен. Я опять к нему подготовился прямо-таки блестяще. И опять – «хорошо». Ладно. Третий экзамен. Последний. Хорошо помню: в ту первую сессию было только три экзамена. И надо же было так случиться, что подготовиться у меня возможности не было. Да к тому же накануне экзамена напился что называется до поросячьего визга. Да и вообще домой вернулся только под утро, часа в четыре. Естественно, проспаться к экзамену толком не успел, так, хмельной, с гудящей, ничего не соображающей головой и пошёл. Не готовый. И – «отлично»!! Студенты вообще суеверны, и я, чтобы не спугнуть удачу, в следующую сессию перед экзаменом принципиально не готовился, опять накануне напился и, не проспавшись, пошёл на экзамен. И опять – «отлично»! Опять –
