Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея) - страница 129

, исполнилось 25, от него родила женщина 52 лет, мать Ивана Тургенева. (Да-да, того самого. Который все годы своего продолжительного писательства воспевал женщин только одного типа: в классификации З. Фрейда — анально-накопительского. Но и без романов Тургенева известно, что мать его была патологически жестока. Удивительное переплетение судеб, правда?) В те времена в высшем обществе считалось нормальным, чтобы на 27 лет старше был мужчина, но никак не женщина. Обратное соотношение — свидетельство отклонения от нормы. Прежде всего, в психике. Для двадцатичетырёхлетнего молодого человека и тридцатилетняя женщина — древняя старуха, а уж пятидесятилетняя и вовсе труп. Ценность — для определённой категории индивидов. Всё сходится: врач по призванию (позднее стал «модным доктором»), женщины соответствующие (и мать Тургенева, и мать Софьи Андреевны), следовательно, дочь на психологическом уровне непременно понесёт на себе проклятие извращённых вкусов отца. Что и произошло: Софья Андреевна, забыв, что у неё семья, со здоровыми влечениями муж, дети, забыв про свою маску любящей матери, верной жены, надёжной подруги, млеет рядом с гомиком. Долго, годами, и во многом осмысленно. Это — некрофилия.

(Кстати, силу Танеева можно косвенно оценить по поведению старшей дочери Толстого, Тани, которая в дневнике записала, что в то время, когда Танеев музицировал (т. е. наблюдая ритмическое вбивание им клавиш в рояль), она, Таня, входила в полнейший экстаз, полностью себя забывала, полностью теряла рассудок.)

Профессор-гомосексуалист был особенно «близок» к дому Льва Николаевича в 1886-1888 годах. Позднее, когда он несколько отдалился, сорокапятилетняя Софья Андреевна ездила к нему сама. Поведение её было скандальным: новый мужчина для неё был всё, муж — ничто. Этого она скрывать не пыталась, да это было и невозможно: всё происходило на глазах множества свидетелей. Вешалась она на него долго, но до коитуса дело не дошло, на основании чего толстоведы пришли к заключению, что эта любовная история со стороны Софьи Андреевны была не более чем лёгким флиртом, и «добродетельная» мать детей великого писателя, дескать, в ней взяла верх над женщиной. Из «высоких», по-видимому, соображений замалчивается, что для того, чтобы женщине соблазнить гомосексуалиста, неимоверных усилий может оказаться недостаточно. Ведь, в конце концов, ни Еве Браун, ни Юнити Мидфорд так и не удалось «соблазнить» Гитлера. Но можно ли их считать непорочными женщинами?

Знала ли Софья Андреевна истинную причину безответности (в некотором смысле — ведь у них была «дружба»!) своей «любви»? Если не знала, то неудача с Танеевым означала для неё необходимость признать свою несостоятельность как женщины, что никакая женщина сделать не в силах. В подобных случаях обычно поступают следующим образом: из сознания вытесняются все факты, которые подводят к печальному выводу, а тому, что вытеснить не позволяют окружающие, даётся новая, пусть даже глупейшая, интерпретация. Дескать, я — честная женщина, любящая жена, только искала возвышенного чувства к нравственной, не осквернённой половым влечением, душе и т. п. Ломать эту комедию, соответственно, обречены до последних своих дней. Так поступила и Софья Андреевна. С этим ясно. Но вот почему в здоровом Льве Николаевиче ей мерещился гомосексуалист? Может быть, это было следствием близости с подавляющим энергетическим полем профессора? А может, это вообще естественно для женщины, которая ещё в первой молодости во снах расчленяла младенца, во всём видела только дурную сторону и по-настоящему возбуждалась только тогда, когда в доме у кого-нибудь был понос. Кстати, из этого подсознательного влечения к расчленению младенцев и бурного интереса к испражнениям есть целый ряд следствий. Это и признание гомика за идеал мужчины, а здорового мужчины, наоборот, за извращенца. Это и беспрестанные имитации самоубийств и неспособность сотрудничать с мужем. Из всего этого неизбежно следует, что дети, в особенности сыновья, с детства находящиеся под действием её гипнотического воздействия, будут абсолютно преданы своей матери, будут оправдывать любой или почти любой её поступок, как бы глупо и безнравственно ни звучали их оправдания. Из этого следует, что подпавшие под контроль её некрополя будут хулить всякого, кто пытается выйти из-под энергетического контроля их повелительницы. Обращённый в сторону биофилии мужчина, оказавшийся под действием этого некрополя, то будет объясняться ей в страстной любви, то в минуты прояснения ума будет поражаться: как он мог оказаться со столь чуждой ему женщиной? Которая разрушает, но во всём обвиняет других и бредит анальным «сексом».