- Марк, и ты туда же! - недовольно говорю я. И болезнь самоощущения отступает. - Это уже смешно наконец.
- Туда же - куда? - быстро спрашивает он.
- В многозначительность, - отвечаю. - Ты грешишь этим сегодня более всех остальных. У меня тоже есть свой круг общения, и, если я никогда не был в этом доме, это не значит, что у твоего круга есть какие-то преимущества перед моим.
- Ну ладно, ладно, - как всегда ускользает от меня Марк. - Они все славные люди.
Мы выпили с Марком. Вязкость. Дыхание пресекши. Искусство и само существование - есть только род организации времени. Он тут же предложил принести еще, я возражаю, что можно сделать это попозже, он соглашается сразу и, кажется, без тени какого-либо чувства на лице. Будто безветрие над водой. Прежнее волнение из-за меня улеглось, хотя я еще замечаю, как иные подчас украдкой за мной наблюдают. До нас иногда доносятся обрывки разговоров тех, кто находится к нам поближе, и, когда я не слишком отвлекаюсь на Марка, то стараюсь уловить хоть некоторые из них. Я был бы таким же.
- Все-таки, что бы ни говорили, а он всего лишь самый обыкновенный сикофант, и ничего больше...
- Признаться, и я никогда не испытывал особенного почтения.
- Представьте: строят дом. Соорудили леса вокруг его стен, кладут кирпичи, перекрытия, вставляют рамы. Потом дом достроили, леса разобрали, а дом развалился в тот же день. Только строительные леса, пока стояли, придавали прочность конструкции. Только видимость придает прочность реальности. Вы слушаете меня?
- О да, я вас внимательно слушаю, Феликс.
- Обстоятельства заставили меня вчера провести целых четырнадцать часов за рулем. Мне и раньше случалось водить машину подолгу, но, согласитесь, такое все же изматывает, - это говорит подвижный лысый человечек очень небольшого роста, в черной кожаной куртке, со скороговоркой, подобной отбойному молотку, как мне показалось, резонер ужасный. Марк мне поясняет, что это какой-то журналист, хотя он его не слишком знает. Лицо мясистое, лоснящееся и кажущееся бесполым. Служитель жертвенного огня. Резкость.
- Сколько я ее наблюдаю, а это довольно давно, уж поверьте, - женщине, говорящей это, лет, наверное, сорок, она в декольтированном бархатном платье с воротником из оцелота, я немного знаю ее, она, говорят, довольно известная художница, в основном, работает со стеклом, - она меня только однажды, продолжает женщина, - поразила до самой глубины сердца. Я, разумеется, имею в виду партию в "Принце пагод". И все же слава ее более заслуженна, чем у всех тех, кто, как считается, даже ее затмевает.
Собеседник, совсем мальчишка, уж, во всяком случае, порядочно моложе, например, нас с Марком, решается противоречить женщине:
- Уж если мы теперь обсуждаем какие-то ее качества, - рассудительно говорит этот, должно быть, университетский мальчик, - и - более того! придаем им непреложный статус достоинств, а первым в их ряду, как мы сейчас с вами согласились, является артистизм, то уж, наверное, проявления его должны носить более стабильный, переходящий характер. То есть, я хочу сказать, должна существовать какая-то априорность... - говорит еще он, немного волнуясь и силясь выглядеть убедительным. Ответом его настойчивости был только снисходительный, скучающий, царственный, почти материнский взгляд женщины. На коленях у нее лежит пофыркивая разомлевший длинношерстный японский хин какого-то эксцентрического окраса, и женщина то и дело запускает ему в холку пальцы с острыми и длинными, словно кинжалы, ногтями, крашенными лаком загадочного серебристого цвета. Художница поворачивается в мою сторону и машет мне рукой, сделав вид, что только заметила меня. Каким-то малоопределенным жестом она вроде приглашает меня подойти к ней, я делаю движение, оборачиваюсь к Марку и начинаю вставать, чтобы идти к женщине. И вдруг чуть ли не вздрагиваю от неожиданности. Рядом со мной и Марком стоит тот самый журналист в куртке, смотрит на меня в упор и как-то желчно и спокойно улыбается. Я замечаю, что у него довольно низкий, изборожденный горизонтальными складками лоб, широкие скулы и очень выпуклые, рыбьи губы, сразу показавшиеся мне маслянистыми. Марк - нечего делать представляет нас друг другу. Крупная родинка на лоснящейся коже. Голгофа на развороте щеки. Знак препинания. Уголок рта - убежище бесов. Подвижность. Положение тела.
