Лондон заливало мелкими моросящими дождями, которые не прекращались уже неделю. Во всех богатых домах затопили камины, и огонь уютно трещал по вечерам за бронзовыми и чугунными экранами, создавая ощущение покоя и защищенности. Вот и в роскошно обставленной гостиной дома синьоры Молибрани к приезду гостей разожгли большой камин, и Лиза, не занятая на уроке пения, устроилась в кресле около огня, поставив ноги поближе к решетке.
Она сама напросилась поехать вместе с Генриеттой и Джоном, вспомнив странную просьбу Кассандры Молибрани, но девушки пока дома не было, и княжна, стараясь не мешать своим друзьям, осваивающим сложные дыхательные упражнения под руководством сеньоры Джудитты, сев в кресло, приготовилась ее ждать. Лиза откинулась на спинку кресла и устроилась поуютнее. Приятное тепло согрело ее, и девушка, закрыв глаза, вновь унеслась мыслями в нежные объятия Михаила Печерского. Опять перед ней сверкала белозубая улыбка, а синие глаза смотрели на маленькую цыганку в алой полумаске с теплым вниманием. Но ее приятное одиночество было прервано: в гостиную, на ходу разматывая большую кашемировую шаль и снимая шляпку, вошла Кассандра.
— Прошу прощения за опоздание, ваша светлость, — весело сказала она, — но матушке из Италии привезли новые партитуры, и я ездила в театр, чтобы она не теряла времени перед спектаклем.
— Я все понимаю. Со стороны сеньоры Джудитты было так любезно пригласить нас к себе перед спектаклем, — ответила Лиза, поднимаясь ей навстречу. — Наверное, ей нужно отдыхать, а она тратит время, обучая моих друзей.
— Мама считает, что она должна отдавать свои бесценные знания, так же, как когда-то их передали ей. Она и меня всю мою сознательную жизнь учила, — призналась Кассандра.
— Так вы тоже поете! — восхитилась княжна. — И мы сможем вас послушать?
— Вам нет нужды слушать меня, когда вы слышите матушку. У меня такой же голос, как у нее, но две певицы с одним и тем же голосом и одной фамилией никому не нужны, поэтому сейчас поет мама, а потом, когда она сама решит, что пора пришла, она уйдет, а я ее заменю. — Кассандра внезапно нахмурилась, но спустя мгновение продолжила: — Если доживу до этого.
— Почему вы так говорите? — испугалась Лиза.
— Потому что знаю — так же, как вы знаете то, что должно случиться с вами и вашими близкими. Разве это не так? — сказала девушка и вопросительно подняла бровь, ожидая ответа.
— Кто вам сказал? — пролепетала побледневшая княжна.
— Никто. Просто вы — одна из нас. Я первая «такая же», встретившаяся на вашем пути, а я уже видела трех таких, и одна из них была моей собственной бабушкой. Вы же и сейчас чувствуете мурашки на своей коже, стоя рядом со мной? — спросила девушка. — Я, например, почувствовала ваше присутствие еще в вестибюле.
— Вы правы, — призналась Лиза. — А вы тоже слышите мысли людей?
— Слышу, и вижу их будущее. До смерти бабушки я могла только предсказывать судьбу человека по его ладони, что не удивительно для девушки, в чьих жилах течет цыганская кровь. Но, умирая, бабушка передала мне свою силу, и теперь я слышу мысли людей и предсказываю их судьбу, только глядя на человека или взяв в руки его вещь.
— А разве эту силу можно передать? — Лиза уже не знала, что ей и думать, но Кассандра была так убедительна, что девушка, даже против своей воли, верила ей.
— Можно, только нужно, чтобы в миг, когда душа отлетает к Богу, «такая же» стояла рядом с умирающей и держала ее за руку.
Кассандра сказала «такая же», значит, мужчин с таким даром не бывает? Смущенная Лиза постеснялась об этом переспросить и, чтобы скрыть растерянность, перевела разговор, указав на золотой медальон с огромным аметистом, украшавшим крышку, на груди собеседницы.