Значит, мне задаваться нечего.
Конечно, командир - главная фигура, и главное зависит от него. Но успех общий. От слаженности в работе всех специалистов зависит этот общий успех.
А разве я обучал их? Тренировал, слаживал? Нет. Это многолетняя служба, война и их сознательность. Все это накапливалось без меня и до меня.
Это работа партии, комиссаров, таких командиров, как Снежинский и Лузгин, и самой жизни - опыта, практики.
Значит, новый командир может гордиться только тем, что не подвел и оказался на высоте. Причем экзамен-то, был легонький, а впереди предстоят гораздо большие испытания.
17 марта (док).
Только ночью, обдумывая пройденный день, понял - откуда такое единодушие и сплоченность команды.
Весь секрет в том, что все коммунисты.
На «Изяславе» до Октября и даже позже, вплоть до «чистки» после так называемого «восстания на минной дивизии» {20}, кроме большевиков, были эсеры, меньшевики и анархиствующие бездельники. Один из эсеровских заправил, кондуктор Земсков, был арестован только после майских событий.
Вот почему споров и митингов было больше чем надо.
На «Кобчике» в 1919 году преобладание коммунистов было уже явное, но все же споры и раздоры мешали сплачиванию и делили команду на два лагеря, да еще с прослойкой из нескольких бузотеров, которые никого и ничего не признавали.
Процесс сплочения команд на платформе РКП(б) проходил быстро и неукоснительно, влияние партии через комиссаров и политотделы (а Смольный чувствовался как-то рядом, под боком) давало быстрые разъяснения на все острые и злободневные вопросы. И как это ни парадоксально, но почти ежедневные налеты англичан, даже во время зимнего ледостава, по-своему помогали поддерживать дисциплину на должном уровне.
На «Деятельном» и, очевидно, на всей нашей флотилии политическое единство абсолютно крепко и вошло в самую жизнь. А вот сложный путь, пройденный «черноморцами», отдельные предательства и большие «антракты» между боями как-то еще не привили сознания, что дисциплина и строгий порядок службы необходимы как воздух.
В этом есть чья-то ошибка и вина, в том числе и моя, как командира. И нельзя валить все только на ненавистное матросам прошлое.
* * *
Забегал Князев проститься со своим «корешем».
Одет лучше. Поправился. Выглядит хорошо. Немного возбужден.
В каюте рассказал, понизив голос, что отряд Кожанова придан в состав «экспедиции» (он так назвал, а что это такое - объяснить не мог; маскирует незнание секретностью) вместе с одной из лучших дивизий XI армии «с кавалерией и пушками».
- На днях выступаем. Головные отряды давно ушли.
- На фронт?
- Нет! В экспедицию!
- Но куда? К Ганюшкино или к Лагани?
- Бери дальше, мичман! - И снизив голос до шепота, сказал: - Святой крест - Кизляр!
- Точно знаешь?… Ведь ты рядовой боец. Вряд ли на Военный совет приглашали.
- А для матроса этого и не требуется. Обоз почти весь верблюжатный. Все ингушские и чеченские сотни, которые Левандовский прошлый год вывел, обратно с нами. Бурдюки и баки с водой наготовлены… Разве так на фронт выводят?
- Счастливо!
- В Баку встретимся, мичман… Даешь Кавказ!…
17 марта. Накануне выхода из дока.
Перед выходом - экзаменом и началом кампании - хочется «осмотреться» пошире. Вокруг корабля я уже осмотрелся.
В гости, на другие миноносцы, далеко {21}. Нет охоты ездить.
В городе - помимо редких вызовов в штаб - не бываю.
Стыдно сознаться, но даже газет аккуратно не читаю. Последние недели - ремонт, приемки, опять ремонт и т.д. Настолько отвлекают, что, сидя на корабле двадцать четыре часа в сутки, не успеваю всего сделать.
Да и снабжают нас газетами отвратительно.
Местные печатаются на какой-то оберточной бумаге, но беда в том, что редакции почти не располагают широкой информацией.
А московские из-за перебоев железной дороги приходят редко, не в черед, иногда вовсе не приходят и… на вес золота.
После вчерашнего выступления комфлота обстановка стала немного яснее.
С адмиралом (Колчаком) давно покончено. После него - с Деникиным. Проводили гостей с берегов Мурманска и Архангельска.
Колчака прикончили, а на Дальнем Востоке еще «гости сидят». И не сидят, а бесчинствуют и грабят. Но это так далеко, а на днях английские самолеты сбросили две бомбы на Оранжерейную, поэтому как-то о Владивостоке не хочется думать. Слишком близки «свои» враги.
