Силы мои таяли, сапоги застревали все глубже, ноги в коленях подгибались, а он пер напролом, как танк, сопел и, казалось, вот-вот достанет меня заводною ручкой.
Уже недалеко была Постовая круча, перед глазами маячил балаган, но поздно: он едва не наступал мне на пятки. Я весь внутренне сжался, приготовился к худшему:
сейчас он рывком дернет меня за плечо и повалит под себя в грязь...
И он бы, наверное, схватил и прижал меня, если бы не голос Матюши:
- Дяденька, не трогайте его! Он не виноват! Он не кидал!
- А кто? Ты-ы? - взревел шофер и пустился за Матюшей.
Ноги у меня подломились, я ощутил вдруг безразличие ко всему и больше не сделал ни шага, грудью прилег на пахоту, уткнулся лицом в грязь и, подставив одну щеку тонко моросящему дождику, закрыл глаза. Явилась слабая, приведшая меня в умиление мысль: "Вот бы сейчас навсегда уснуть, раствориться в этой грязи и больше ни от кого не убегать, не слышать треска разбитой фары". Но тут же я подумал, что завтра может все перемениться, встанет солнышко, осветит дерезу и речку, мои дружки пойдут в школу, после уроков возьмутся ловить рыбу, а меня не будет. Как же так? Этого не должно быть. Я не хочу... Разве Касаут будет так же, как и раньше, течь без меня, а Постовая круча останется стоять на том же месте, где и стояла? И ничего с нею не станется?
И мой теленок будет пастись в дерезе?
Жалость к себе и к теленку, ко всему, с чем мне было трудно расстаться, сковала мне сердце, я всхлипнул, пересилил себя и встал, потому что больше не хотел навсегда уснуть и превратиться в такую же грязь, на которой я лежал.
Матюшу подвели штаны. Он не сумел увернуться в них от преследователя и попался ему в лапы. Они долго барахтались на пахоте, пока шофер изловчился и схватил его за воротник кожушка, поднял на ноги.
- Дяденька, я тоже не кидал! Не бейте меня...
- Ты чей?
- Босов... Не бейте меня, дяденька, - умолял Матюша.
- Отпустите его! - крикнул я издали, выходя на кручу.
- Защитник. Подойди ближе, я посмотрю на тебя, герой!.. Так чей ты, говоришь?
- Босов...
- Сын Василя, что ли? Эй, Дарья! Ступай сюда! Сынок тебя чуть не убил.
- Я ему, бесу лупоглазому, высмыкаю чуб! - пригрозила Дарья, которая вместе с остальными женщинами шла через пахоту. - Я ему напасу телят!
Тем временем ко мне подкрался Павел со своими дружками-одногодками, присел на корточки и весь обратился в слух. Голоса женщин, возбужденные, еще не отошедшие от пережитого испуга, приблизились, и мы стали угадывать по ним, кто сидел в кузове: Елена Бузутова, Касатка, мать Павла...
- Сволочь я... Ох, сволочь! - неожиданно обронил вслух Павел, вытащил из-за пазухи двуствольный самопал, в сердцах постучал им по носку сапога и вдруг швырнул под кручу, в воду. Никто из нас не обернулся на глухой всплеск, никто не пожалел об утонувшем самопале.
С незнакомым холодком в груди, точно истукан, стоял я у края обрыва, навострив слух, и боялся, что сейчас заговорит моя мать; если она там, то должна как-нибудь напомнить о себе, однако среди толков и шума голоса ее не доносилось, и я немного успокоился, моля судьбу, что мать не ехала в кузове этой полуторки, атакованной нами из кюветов. Другие ребята никли, угадывая своих матерей. Такого еще никогда с нами не было. В кого мы бросали камни?!
- На фронте, елки-палки, фрицы меня не убили, а тут чуть богу душу не отдал. Ни за что ни про что, - горячо и сердито выговаривал шофер. - Голыш просвистел возле виска. Надо же! Свои... щенята чуть не прикончили!
- Пустите, бабы. Дайте-ка я своему пащенку ухи нарву! - неистовствовала Дарья. - Ах ты, бесстыжие твои глаза! Так ты пасешь бычка?
- Я не кидал! - обиженно всхлипывая, твердил Матюша.
Дарья распалялась не на шутку:
- Что ж ты творишь, ирод? Вот я тебе напасу! Я тебе напасу! Ох, горюшко горькое... Навязала себе на шею хомут.
Кажется, мачеха уже добралась до Матюши, но в это время мужским баском ее живо одернула Касатка:
- А ну, Дашка, отчепись от греха! Сперва роди, потом хватай за волоса. Матюша хлопец смирненький.
Вишь, плачет. Значит, не он... Ты не кидал, Матюша? - Голос у Касатки взволнованный, проникновенно-участливый. - Признайся, тебя никто не тронет. Я не дам.
