Рисунками в юмористических журналах, иллюстрациями в книгах для больших и маленьких читателей Лада щедро сеет вокруг себя веселье и оптимизм. В основе этого лежат глубокие симпатии, которые автор пытает к человеку. Он понимает его горести и переживания, верит в то, что человек в самой своей основе добр и разумен. Но эти склонности не ограничили творческую сферу Иозефа Лады сценами веселья, идилии и благодушия. Правда, после классиков чешской живописи И. Манеса и М. Алеша это был в первую очередь он, кто воспел чистоту, невинность, чистосердечность и другие лучшие стороны человеческой души, нежное очарование девичества, силу «удалых молодцев», непосредственность детей и мудрость старости. Воспоминания об утраченном рае детства и сказок выливаются в его творчестве в мечту о строе, который будет пестовать и лелеять лишь подлинные и облагораживающие человека ценности. Но тому, что стоит на пути к претворению этой мечты, Лада не дает никакой пощады! Сотни политических рисунков художника показывают, сколь острую социальную критику могут передать его ощетинившиеся линии, с какой лаконичностью и безапелляционностью выносит он окончательный приговор ограниченности, надменности и людской злобе.
Итак, как уже было сказано, с Ярославом Гашеком Лада знакомится в 1907 году. И из большого числа своих друзей именно в его лице он находит самого верного, самого почитаемого друга, а на некоторое время и своего квартиранта, о котором Лада заботился с примерной старательностью. В «Хронике моей жизни» Иозеф Лада писал о первых впечатлениях от этой встречи: «Знакомство это меня обрадовало. Но видом Ярослава Гашека я, право, не был доволен. И это автор тех самых фельетонов? Я представлял себе, по меньшей мере, Вольтера или Викториена Сарду, а тут предо мной предстал молодой человек с лицом почти безо всякого выражения, чуть ли не ребяческим. Тщетно я высматривал в его кругленькой физиономии привычные черты сатириков: хищный нос, тонкие губы и лукавые глаза. Недоставало и сардонического смеха. Гашек скорее оставлял впечатление заурядного сынка из хорошей семьи, которого хорошо питают и который не любит забивать себе голову какими бы то ни было проблемами. Лицо почти женское, безусое и бесхитростное, открытый взгляд, все скорее напоминало наивного первоклассника, нежели гениального сатирика. Но так человек думал лишь до тех пор, пока Гашек не начинал говорить. Стоило ему что-нибудь сказать, хотя бы только подать реплику, она всегда оказывалась такой остроумной, оригинальной и меткой, что это немедленно выводило из заблуждения и каждый должен был сказать про себя: «Эге, парень, да ты не промах!»
В 1911 году Гашек написал три первых рассказа о бравом солдате Швейке, которые Лада, будучи редактором сатирического журнала «Карикатуры», напечатал в этом издании. Мы знаем, что Лада и Гашек были приятелями. Но, с другой стороны, известно нам также и то, что злорадство и по-мальчишески несентиментальные и не особо бесцеремонные шутки были всегда по нутру и Гашеку и Ладе… Третье продолжение своей серии Гашек одновременно отдал в другой, конкурирующий журнал. Владельцам «Карикатур» это не понравилось, и они — в отместку за нарушение издательских прав — заказали другому юмористу боевую кончину Швейка. Вот как случилось, что в ладовских «Карикатурах» появилось: Ярослав Гашек, «Конец бравого солдата Швейка». Совместная работа друзей над образом доброго вояки начинается лишь после войны, на которую Гашек отправился с 91-м пехотным полком, где познакомился с прототипами своих будущих героев: капитаном Сагнером, надпоручиком Лукашем и его денщиком, каптенармусом Ванеком и другими солдатами. Гашек посетил Ладу в 1921 году. «Он попросил, чтобы я нарисовал обложку для «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны», которые должны были издаваться отдельными выпусками. Я принялся за работу. Фигуру Швейка я создал не по каким-то определенным персонифицированным представлениям, но по описанию, данному Ярославом Гашеком в романе. Я написал Швейка раскуривающим трубку среди пуль и гранат, рвущихся шрапнелей. С простодушным спокойным выражением на лице, словно совсем ничего не происходит… Эту обложку в условленный день я принес в винный погребок «У Могельских». Гашеку и его другу Франте Сауэру она очень понравилась, и они тут же пообещали мне гонорар. Пока что, однако, вместо денег, мне пришлось за обоих уплатить по счету». Обложка, о которой говорит Лада в своих воспоминаниях, — единственная иллюстрация к Швейку, созданная еще при жизни Ярослава Гашека. Эта веселая характерная картинка с изображенным на ней солдатом пока что еще имеет мало общего с будущим столь выразительным типом Швейка. Ей еще пока недостает той уверенности линий, которые впоследствии недвусмысленно и лаконично определяют тип человека, который защищает маской глуповатого простодушия свое непоколебимое человеческое достоинство и независимость. Первые наметки именно этого типа
