Конвоир вел Швейка по Спаленой улице, где перед высочайшим манифестом об объявлении войны толпился народ. «Я это предсказывал, — сказал Швейк. — А вот в сумасшедшем доме об этом ничего не знали, хотя там должны бы знать раньше всех!» Когда они подошли к толпе, Швейк выкрикнул: «Императору Францу-Иосифу ура! Эту войну мы выиграем!» Кто-то из восторженной толпы насадил ему котелок на уши, и в таком виде на глазах сбежавшихся зевак бравый солдат Швейк вновь вступил в ворота полицейского управления, где был немедленно препровожден к одному черно-желтому хищнику, как тогда по цветам государственного флага Австро-Венгрии называли этих господ.
«Нет, вы мне только скажите, пан Швейк, кто вас, собственно, подбивает на такие глупости? — набросился он, не мешкая, на Швейка. — Ну, разве это не глупость, подстрекать толпу выкриками: «Да здравствует император Франц-Иосиф?» — «Я не мог равнодушно смотреть, — заявил Швейк, — я вскипел, когда увидел, что никто не проявляет радости!» — «Швейк, — рявкнула чиновничья пасть, — если вы еще раз попадете сюда, а отправлю вас прямиком в военный суд!» Не успел он перевести дух, как Швейк поцеловал ему руку и сказал: «Господь вам воздаст сторицею! Если вам когда-нибудь понадобится собачка, не откажите в милости обратиться ко мне!»
Как только Швейка выпустили, он тут же отправился в пивную «У чаши». Там сидело несколько посетителей и среди них церковный сторож из костела святого Апполинария. — «Вот я и вернулся, — объявил Швейк пани Паливцевой. — Пан Паливец уже тоже дома?» В ответ его жена только простонала: «Дали ему… десять… лет!» — «Ну, видите, — сказал Швейк, — стало быть, семь дней он уже отсидел!» — «Вчера у нас было двое похорон», — перевел речь на другое церковный сторож. — «Интересно, — заметил Швейк, — какие теперь будут похороны на войне?» Посетители поднялись, расплатились и тихонько вышли.
Дома Швейка ожидал небольшой сюрприз. В его кровати спал швейцар из одного ночного кафе. Нашему герою пришлось-таки немало потрудиться, пока он его вышвырнул из своей постели. Затем Швейк попытался найти пани Мюллерову, чтобы с ней тоже поговорить по душам. Однако нашел он только записку от нее: «Простите, сударь, я брошусь из окна!» — «Брешет», — сказал Швейк и стал ждать. Через полчаса пани Мюллерова вползла в кухню с видом побитой собачонки. «Если хотите броситься из окна, — посоветовал ей Швейк, — идите в комнату, окна я уже отворил. Отсюда из кухни вы свалитесь в палисадник, розы поломаете!» Пани Мюллерова закрыла окно и сказала: «Что-то уж больно дует!»
Чтобы у Швейка хоть что-нибудь выведать, агент тайной полиции Бретшнейдер ходил к нему покупать собак. Но удача не сопутствовала ему. Даже самые изощренные политические разговоры Швейк переводил на лечение собачьей чумы у щенят, а кончались они обыкновенно тем, что сыщик уводил с собой новую ужасную помесь, невообразимое чудовище. Когда таких ублюдков у Бретшнейдера уже было семь штук, он заперся с ними в комнате и не давал им ничего есть до тех пор, пока они не сожрали его самого. Он оказался настолько честным, что сэкономил казне расходы на похороны. Швейк же, узнав об этом, сказал: «Не соображу только, как его соберут для страшного суда!»
Швейк не на шутку хворал ревматизмом, когда ему принесли повестку на медицинскую комиссию. Обзаведясь, согласно традиции, рекрутским букетиком цветов и форменной фуражкой с кокардой, он покатил на осмотр в одолженной коляске. Коляску толкала перед собой измученная пани Мюллерова. Размахивая костылями, Швейк выкрикивал: «На Белград, на Белград!» За ним валила толпа, полицейские отдавали честь. На углу Краковской улицы помяли какого-то бурша, кричавшего Швейку: «Nieder mit den Serben! Долой сербов!»
И вот в памятный день медицинского осмотра Швейк предстал перед старшим врачом Баутце. «Освобожден от военной службы ввиду полного идиотизма», — доложил фельдфебель. «Еще на что-нибудь жалуетесь?» — спросил Баутце. «Осмелюсь доложить, у меня ревматизм. Но служить государю императору буду до последнего издыхания», — скромно сказал Швейк. Баутце свирепо посмотрел на Швейка и заорал по-немецки: «Вы симулянт!» Затем, повернувшись к фельдфебелю, с ледяным спокойствием изрек: «Этого молодчика немедленно под арест!»