Ролан был уже на улице.
– Что-то она как будто ростом стала выше, – заметила одна из сестер.
– И похудела, – отозвалась другая.
– Но все-таки зачем матушка Франсуаза Ассизская отправилась в город? – раздалось сразу несколько голосов.
И дискуссия возобновилась с новым пылом.
Обхватив себя руками, Ролан прислонился к стене монастыря. Преодоление первого препятствия обессилило его. Он чувствовал, что вот-вот упадет в обморок.
К счастью, улица Нотр-Дам-де-Шан была одной из самых пустынных в этом тихом квартале. По вечерам на ней не было ни души. Ролан смог на четвереньках добраться до поворота на улицу Вожирар. Там он опустился в углубление при двери, чтобы перевести дух. Он задыхался более от волнения, чем от усталости.
Пока он отдыхал, мимо проехал экипаж герцога де Клара, запряженный четверкой лошадей, и на полном скаку повернул на улицу Нотр-Дам-де-Шан. Ролан воспринял появление экипажа как сигнал тревоги: обман будет очень скоро раскрыт, он должен уйти отсюда во что бы то ни стало.
Он поднялся и зашагал. Оказалось, что идти легче, чем он опасался. По улице Вожирар он спустился на улицу Кассет и, свернув на нее, опять отдохнул. Здесь он полагал себя уже в безопасности.
Пробило одиннадцать, когда он снова двинулся в путь. На улице Вожирар он заметил приготовления к празднику, но на унылой, вытянувшейся кишкой, улице Кассет царила тишина. Ролан брел по тротуару, еле волоча ноги, как вдруг парадное одного из домов с грохотом распахнулось. Это оказался дом № 3, Ролан узнал его, и тоска сжала ему сердце: сюда он приходил в тот день по поручению матери.
Веселая компания в масках с шумом вывалилась на улицу: все персонажи «Нельской башни», мужчины и женщины, окружили торжественным эскортом рослого полупьяного Буридана. Ролан взглянул на него и в ужасе замер.
Он вспомнил это лицо с резкими, грубоватыми чертами, словно у деревянных святых в сельской церкви, и ему почудилось, будто холодное лезвие пронзает его грудь. Рана отозвалась пульсирующей болью.
Ролан узнал человека, который напал на него.
Веселая компания проследовала мимо с песнями и криками:
– Жулу – граф! Оплачем отца Жулу! Жулу – наследник! Жулу приглашает всех в свой замок в Бретани! Да здравствует Жулу! Король дураков!
Ролан еще долго слышал смех и вопли, в которых он вдруг явственно различил имя – Маргарита Садула.
На сей раз ему потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Голова у него шла кругом, его снова лихорадило. Лишь к полуночи он добрался до дома, где жила его мать.
В квартале обитали студенты, и потому праздник отмечался с размахом. Входная дверь была распахнута настежь, никто не спросил Ролана, куда он идет. Он отсчитал четыре этажа, и какой же мукой оказался для него этот подъем! Грудь его горела, преодоление каждого пролета стоило ему изнурительных усилий. Когда же он наконец добрался до площадки четвертого этажа, то, забыв обо всем, бросился к порогу, за которым его ждала мать.
Он подумал, что сошел с ума. Из-за неказистой двери, за которой должна была обретаться кроткая нежная страдалица, доносились звуки буйного веселья: звон бокалов и вилок, громкие голоса, смех, пение.
Ролан подумал, что сошел с ума. Точнее говоря, он решил, что его подвела лихорадка, и он попросту бредит. Или же ошибся этажом, и его мать живет ниже.
Но эти яркие блики на двери, отбрасываемые лампой, были так хорошо ему знакомы! К тому же на соседней двери по обычаю Латинского квартала была прибита табличка с именем мадам Марселины.
Ролана охватил безотчетный мучительный страх.
– Матушка переехала! – произнес он вслух.
Иную, страшную мысль он пытался гнать прочь. Струйки холодного пота потекли по лбу.
Он постучал в дверь соседки, та не отозвалась. Ролан хотел было позвать ее по имени, но голос не шел из сдавленного горла. Звуки праздничного веселья, доносившиеся из квартиры матери, болезненным гулким эхом отдавались в его голове.
Он снова постучал.
– Кто там? – спросил настороженный голос.
– Это я, Ролан.
Соседка вскрикнула.
– Ах ты, негодный мальчишка! Где ты шатался?
– Моя мать! – горестно произнес Ролан. – Моя матушка! Где она?
