Герцог, маленькая принцесса и мать Франсуаза Ассизская уединились в келье последней. Герцог и его дочь никогда прежде не переступали порога этого убежища. Они опустились на два единственных стула, монахиня осталась стоять. Нита с испуганным удивлением оглядывала убогое и унылое жилище отшельницы.
– Теперь вы понимаете, мой дорогой племянник, – сказала, помолчав, мать Франсуаза, – что у меня были серьезные основания желать вашего присутствия.
– Понимаю, тетушка, – отозвался герцог де Клар.
Монахиня подошла к кровати и сняла со стены миниатюру. Герцог взял ее в руки и поднес к глазам. На его невозмутимом лице отразилось волнение.
– Я не нуждаюсь в подобных напоминаниях, – сказал герцог. – Я отлично помню моего старшего брата Раймона. Полагаю, что я всегда вел себя по отношению к нему как друг, как брат и как дворянин.
– Вы носите имя де Клар, – со значением произнесла пожилая монахиня. – Сын вашего отца не мог бы вести себя иначе.
Когда герцог возвращал миниатюру монахине, Нита бросила на нее любопытный взгляд и воскликнула:
– Можно подумать, что это портрет того молодого человека!
Монахиня наклонилась и поцеловала девочку в лоб. Герцог сделал нетерпеливый жест.
– Не подумайте, досточтимая тетушка, – произнес он вежливым, но суровым тоном, – что вам потребуются свидетели, дабы противостоять мне. Мой старший брат Раймон был всеобщим любимцем. Я любил его не меньше других и доказал это. Его наследник, если он существует…
– Он существует! – с живостью перебила монахиня.
– Я надеюсь, тетушка, так же, как и вы, – холодно сказал герцог, – и, возможно, у меня есть на то больше оснований, чем у вас…
Пожилая монахиня, словно нехотя, протянула ему руку и тихо проговорила:
– В конце концов, вы носите имя де Клар!
В ее устах эти слова были высшей похвалой. Герцог надменно улыбнулся.
– Я дворянин и, кроме того, честный человек, – продолжал он, – хотя вовсе не кичусь этим. Я люблю и уважаю славное имя, которому грозит исчезновение вместе со мной, поскольку у меня нет сыновей. Мысленно, уважаемая тетушка, вы упрекаете меня за то, что я не разделяю вашего воодушевления. Обещаю, что буду вести себя так, словно я его разделяю. Сын моего брата – если, повторяю, он существует, ибо вам необходима совершенная уверенность, – получит состояние и титул своего отца, клянусь честью!
– Большего от вас невозможно требовать, – ровным тоном отозвалась монахиня, – ибо, если такое случится, вы потеряете все, чем так долго владели.
– Я ничего не потеряю, мадам. Я лишь возвращу законному владельцу доверенное мне имущество, – холодно и с достоинством парировал герцог.
Наступила пауза. Монахиня положила миниатюру на кровать. Нита приблизилась и стала разглядывать портрет.
– Досточтимая тетушка, – продолжал герцог, смягчившись, словно желая загладить впечатление чрезмерной суровости, произведенное его последними словами, – я согласен с вами в том, что касается сходства. Как и вас, оно поразило меня, оно поразило мою дочь, оно поразило бы любого, кто знаком с нашей семьей. Можно сказать, это фамильное сходство. Молодой человек похож не только на Раймона де Клара, но и на мой портрет, что висит у меня дома, и на ваш собственный портрет, который я храню в моей спальне.
– Верно, – тихо сказала Нита и добавила: – А он похож на меня?
– Вы, принцесса, ангел мой, – ответил герцог с бесконечной нежностью в голосе, – вы – живой портрет вашей благородной матушки, а она не принадлежала к роду Кларов.
– Значит, – переспросила девочка, – он не похож на меня? – И она глубоко задумалась.
– Но кроме сходства, – продолжал герцог, – которое, строго говоря, может быть игрой случая…
– Вы так полагаете? – перебила монахиня, тоном, в котором звучал вызов.
– Мадам, – ответил герцог, – я ничего не полагаю, но я хотел бы, рассуждая здраво, отыскать истину. До сих пор я являюсь главой семьи и ношу имя Клар Фиц-Руа Жерси, герцог де Клар. Это почетное, но тяжелое бремя. Я исполнял, исполняю и буду исполнять свой долг… Но вот что я хотел сказать: кроме необычайного сходства, ставшего отправной точкой наших поисков, есть ли у вас иные доказательства?