– Честное слово, – сказал Жафрэ, которого подняли на ноги, – я всего-навсего хотел пойти к себе или в какое другое надежное место и хорошенько рассмотреть, что там… А поделить поровну мы всегда успеем, ведь так?
– Да-да, успеем, – вставил Ландри, – куда нам торопиться… прохвост ты этакий.
– Тихо! – приказал король. – Мы вершим суд, и к обвиняемому следует проявить великодушие… Итак, Жафрэ, ты еще не разглядел то, что ты подобрал?
– Остерегайтесь называть друг друга по именам! – вскинулся Жафрэ. – Это может принести несчастье. Я знаю, черт побери, что я подобрал бумажник, но не знаю, что там внутри.
Маргарита, слушавшая за дверью опустив голову, выпрямилась. В дальнейшем она почти не прислушивалась к гулякам, потому что ей надо было о многом поразмыслить.
Слово «бумажник» произвело должное впечатление на веселую компанию.
Среди предметов, не дающих покоя воображению мечтателя, рассчитывающего сорвать крупный куш на той лотерее, которая разыгрывается самой судьбой, бумажник занимает первое место. В некотором роде бумажник – вещь столь же капризная, как и сама судьба. В нем может ничего не оказаться, в нем может оказаться менее чем ничего: письма старой возлюбленной, обрывки бумажек с театральными репликами, нелепая корреспонденция заговорщиков или счета из прачечной. Но в нем может оказаться и состояние.
Причем, имею в виду очень тощий бумажник. Как же так, спросите вы? Уж не нагнетаю ли я таинственность на манер авторов мелодрам? Что ж, во-первых, мелодрамы нередко основываются на событиях весьма вероятных, если не взятых из жизни. А во-вторых, тайны бывают разные, кошелек иной танцовщицы может иметь впалые бока, но содержать целое состояние. Именно к такому роду тайн принадлежал секрет, который мадам Тереза, больная дама из дома № 10 по улице Святой Маргариты, мать бедняги Ролана, хотела купить за двадцать купюр по тысяче франков каждая, лежавших в бумажнике. Точнее говоря, выкупить, ибо двадцать тысяч франков в данном случае были выкупом, законной же владелицей секрета всегда была мать Ролана.
Говорят, в Англии существуют три банкноты достоинством в двести тысяч ливров, следовательно, каждая оценивается в пять миллионов франков. Первая банкнота принадлежит наследникам принца – консорта, вторая является собственностью госпожи А. Р., которая в былые времена состояла в любовной связи с известным банкиром иудейского происхождения. Третья банкнота, оправленная в рамку, выставлена в приемной директора Королевской Биржи, где ее великолепный вид вызывает столь глубокий и искренний восторг, какой никогда не вызвать самым прекрасным полотнам Мурильо, Рафаэля или Леонардо да Винчи. Без учета этой третьей банкноты в мире существует по крайней мере два бумажника, плоских, как бретонский блин, и содержащих двести пятьдесят тысяч франков ренты.
Впрочем, мечты веселой компании не шли так далеко. По правде говоря, речь шла лишь о продолжении празднования карнавала, прерванного недостатком финансов. Общинная касса клерков нотариальной конторы Дебана пребывала в плачевном состоянии, и несколько сотен франков пришлись бы как нельзя кстати.
Но мы-то знаем, что находка стоила намного больше.
Жафрэ не слишком охотно расстегнул далматинку и вытащил бумажник.
Король Комейроль ловко перехватил добычу. Как только его опытные пальцы коснулись кожаного конверта, Комейроль удивленно вскрикнул. На свете есть немало чувствительных рук, способных ощутить шелковистость банковских билетов сквозь сафьяновую оболочку.
– Ах, какой красавчик! – воскликнул король, забыв об осторожности. – Да тут есть чем поживиться!
Маргарита невольно вскинула голову и вперила взгляд в черную дверную решетку, от которой словно исходила какая-то неясная угроза.
– Не лучшее место для вскрытия портмоне! – пробормотал Бофис. И, приблизившись к Комейролю, он прошептал ему на ухо: – Эй, дружище, там кто-то есть!
Комейроль был весьма сметливым малым, в чем нам еще предстоит убедиться впоследствии. Он наступил Бофису, не принадлежавшему к нотариальной конторе Дебана, на ногу и, делая вид, что тот шепнул ему нечто иное, ответил:
