Так вот, Маргарита сохраняла ладность, свойственную юному возрасту; она была откровенно молода, хотя одевалась соответственно истинным своим годам, а не кажущимся. Можем честно назвать ее возраст: по нашим прикидкам – тридцать пять лет. А может, и того поболее.
На первый взгляд вы дали бы ей лет на десять меньше, а со спины, когда она легким шагом проходила по тенистым аллеям усадьбы де Клар, ее можно было принять за двадцатилетнюю.
Вернемся к ее туалету, который был на удивление прост: черное муаровое платье, накидка и шляпка из черного бархата. И никаких драгоценностей.
Это подчеркивало молодость. Так могла бы одеться Роза – но и пятидесятилетняя женщина тоже.
Графиня сделала несколько шагов по комнате, изобразив на лице чарующую улыбку; собой она владела превосходно.
– Господин Мальвуа, – сказала она, грациозно поклонившись Розе, – полагаю, вы меня ждали.
– Да, сударыня, – с поклоном ответил Леон и подвинул ей кресло.
– Мне уйти? – тихо спросила Роза.
– Отчего же? – возразила Маргарита прежде чем Леон успел что-либо сказать. – Дитя мое, наша дорогая Нита просила передать вам привет. Вы же очень дружны с ней, а мое дело как раз касается принцессы Эпстейн.
Она села. Леон посмотрел на сестру и своим взглядом, казалось, выразил несогласие с мнением графини.
– Видите ли, мадемуазель Роза, – снова заговорила Маргарита, без всякого, казалось бы, сарказма, – добрейшая Фавье, приживалка Ниты, просит у вас извинения. Она немного знает английский, поэтому невольно подслушала ваш разговор с моей воспитанницей.
Лицо Розы залилось краской.
– Моя воспитанница не сможет встретиться с вами, как обещала, – сказала графиня и добавила, обращаясь к Леону: – Я хотела просить вас еще и от себя, господин де Мальвуа. Кажется, вы запретили своей сестре переступать порог дома де Клар.
Тут она запнулась и продолжала:
– Потому что… как там было по-английски… Потому что «вы знали меня в молодости».
– Роза, прошу вас, оставьте нас, – сказал Леон. Роза кивнула и тотчас направилась к двери. Маргарита кивнула ей в ответ и сказала:
– Не обижайтесь, дорогое дитя. Мы ждем вас во вторник на нашем скромном празднике. Я рассчитываю на ваше присутствие и обещаю испросить согласия вашего брата.
Роза не ответила.
Как только дверь за ней закрылась, Леон сказал:
– Прошу вас, сударыня, не вмешивать в это дело мою сестру.
– Какое дело? – спросила Маргарита.
Леон в бессильной ярости закусил губу. Вместо ответа он, в свою очередь, спросил:
– Что вам от меня нужно?
Маргарита ответила не сразу. Она устроилась поудобнее в креслах и, не глядя на Леона, небрежно расправила складки платья. Казалось, она размышляет.
Наконец она заговорила тем бесстрастным и на удивление красивым голосом, который мы с вами уже слышали когда-то на бульваре Монпарнас:
– Я тоже знавала вас в молодости, господин Мальвуа, и у меня не осталось о вас дурных воспоминаний.
Он открыл рот, порываясь что-то сказать, но она жестом остановила его и продолжала:
– Вы были благородным юношей и уже тогда упоминали о младшей сестре, отданной на воспитание в монастырь. Она удерживала вас от трех четвертей безрассудств, которые вы могли совершить в этом возрасте. Вышло так, что вы превратились в печального, слабого, прежде срока состарившегося человека.
– Сударыня, – сказал Леон, – вы искали встречи, чтобы поговорить обо мне?
– Не только, господин Мальвуа, – ответила Маргарита, – но прежде всего о вас.
– Могу ли я узнать, чем вызван… – начал было Леон с горькой усмешкой.
Она обратила на него бархатный взгляд больших глаз и перебила:
– Мой бедный друг, мне жаль вас, не серчайте, – добавила она уже ласковей, – я не хотела вас оскорбить. Правда, вы обошлись со мной, как с врагом, но поражение ваше столь сокрушительно, что грех на вас обижаться.
– А вы, сударыня, одержали победу, – побелевшими губами прошептал Леон.
Маргарита грустно улыбнулась.
– Ничего вы не знаете, – сказала она, – и даже не догадываетесь. Ваши глаза будто нарочно сделаны, чтоб ничего не видеть, как у языческих истуканов, о которых говорит псалмопевец, а уши – чтобы не слышать. Повторяю, мне вас жаль, господин Мальвуа, причем не так из-за ваших неудач, как из-за вашей полной слепоты.