Спотыкаясь, она дошла до середины комнаты и, тяжело дыша, упала на стул.
Она немного отдохнет, решила Кьяра. Но тут увидела висевшую на спинке рубашку Луки, и вскочила, словно ее ужалил скорпион. Опираясь на стол, она начала медленно, шаг за шагом, двигаться к ведущей в коридор двери.
Внезапно она вспомнила заговор, которому ее научила мать. Кьяра не очень-то верила в эти заговоры. Они не принесли ей ни любви, ни уважения, о которых она мечтала. Но надо попытаться.
Надо взять какую-нибудь вещь, принадлежащую Луке. Лучше всего подошла бы прядь волос, но придется поискать что-нибудь другое.
И тут Кьяра увидела золотое кольцо. Она схватила его и вызвала в воображении образ Луки, почти веря, что он физически присутствует. Но, даже приказав себе увидеть тьму, она видела лишь свет. Потом видение исчезло.
Дрожащими руками она развязала кошелек и положила в него кольцо. Потом тихо, на цыпочках, вышла в коридор и на лестницу.
Девушка не чувствовала, что лицо ее мокро от слез.
С высоты кафедры Лука оглядел зал. Сенаторы, облаченные в коричневые мантии, сидели на широких деревянных скамьях по обе стороны палаты. Большинство из них, как и подобало венецианским патрициям, внимательно слушали Луку. Лишь некоторые, более пожилые, клевали носом.
— Когда-то Венецианская республика была могущественным государством. Когда-то. — Лука увидел, как кое-кто из сенаторов заерзал на своих местах. Другие обменялись взглядами и жестами, значения которых Лука пока не мог понять. — Когда-то турки трепетали при одном только виде флага с изображением льва на наших судах. А теперь? А теперь пираты Алжира, Туниса и Триполи злорадно потирают руки в ожидании еще одной делегации, которая привозит им венецианское золото в уплату за то, чтобы венецианским судам было разрешено проследовать в их водах. Мало того, вопреки своим же обещаниям они требуют с нас выкуп.
— Республика подписала с ними договоры, — высоким, пронзительным голосом возразил дож.
Лука выдержал усталый взгляд старого дожа и постарался не поддаться жалости.
— Прежде мы постыдились бы даже рассматривать эти договоры.
Ропот прокатился по залу, но дож жестом длинной худой руки потребовал тишины.
— Сейчас Республика, бывшая когда-то королевой морей, вынуждена ежегодно платить шестьдесят тысяч дукатов только за то, чтобы ее суда могли беспрепятственно плавать по этим самым морям. И при этом ее корабли подвергаются риску нападения и ограбления. Они перевозят и ваши товары, синьоры, так что вам ли не знать об этом. Почему же венецианский флот этому не противостоит, спросите вы. Тот самый флот, что побеждал при Мореа, и Константинополе, и Лепанто. Я вам скажу почему. Все, что осталось от этого флота, — несколько устаревших и изрядно потрепанных судов. Я приехал в Венецию в качестве эмиссара адмирала Анджело Эмо, которого вы все знаете как честного человека и опытного флотоводца. Он просит дать ему несколько кораблей и десять тысяч матросов. Тогда у Венеции появится шанс вернуть себе былое могущество. Девиз благородного Анджело Эмо — «Если я и паду, то не на колени». Не мешало бы и Венеции считать этот девиз своим.
Лука склонил голову в знак того, что его речь окончена.
Недолгая тишина была взорвана бурей негодования.
— Прошу тишины. — Голос дожа дрожал, но его положение требовало уважения к его словам, и зал утих. — Лука Дзани, мы благодарим вас за ваше красноречие. Мы обсудим то, о чем вы нам рассказали, и дадим вам знать о нашем решении.
— Когда, ваше превосходительство?
— В свое время.
— Со всем уважением к вам, ваше превосходительство, позвольте заметить, что время — это товар, которого у нас уже нет.
— В моем возрасте это действительно так. У вас же его более чем достаточно.
— Я имею в виду Венецию, ваше превосходительство. — Сделав паузу, Лука добавил: — Мне бы не хотелось нести гроб на похоронах Республики.
— Вы слишком далеко заходите, — сухо сказал дож и жестом приказал стоявшим у входа в палату стражникам открыть двери. — Можете идти.
Лука сошел с кафедры и направился к выходу, вглядываясь по пути в лица тех, кто только что со вниманием слушал его. Им предстояло принять решение, но по их лицам нельзя было понять, солидарны ли они с Лукой.
