Как она и думала, Маву ничего не понял, а поскольку он явно тяготился своей службой в качестве няньки при своевольной девчонке, случай этот не насторожил его, а только заставил выругаться, когда он остался один.
Теперь Саве предстояло действовать: времени было не очень-то и много. Маву скоро поймет, что его обманули; поэтому Сава, выждав немного, выбралась через окно во внутренний дворик, прокралась мимо судачащих в поварской женщин и, накинув на голову шаль, вышла на задний двор. Здесь было тихо и безлюдно, как всегда в жаркие дни после обеда. У колодца над колодой с водой стоял престарелый мерин Шак, задумчиво шевеля грязным спутанным хвостом. Сава огляделась. Нет, ни Маву, ни Стенхе еще не заметили, что она собирается сделать. И Сава быстро прошла к калитке у ворот.
Калитка была тяжелая. Сава с силой потянула ее на себя, боясь в душе, что от отчаянного скрежета сейчас к ней сбежится вся дворня; но калитка скрипнула совсем тихонько, почти неслышно, и только привратник шевельнулся, пробуждаясь от дремы, чтобы посмотреть, кого там носит; он увидел спину босоногой девчонки в застиранном платье.
Сава прошла по улочке деревеньки, тоже убаюканной полуденным зноем, у дома старосты перелезла через низенький каменный забор, цыкнула на заурчавшего спросонья пса и через сад и огород вышла к реке.
Дорога эта была хорошо Саве знакома: не раз она бегала этим путем, но раньше с ней всегда был кто-то из хокарэмов. Маву, например, шел посвистывая, поддразнивал собаку и не забывал бросить в младшую Старостину дочку, пока она еще жила здесь, камешком или комком репьев; та притворно сердилась, но почему-то после неизменно появлялась на берегу реки с корзиной нестираного белья. Стенхе вел себя иначе: он на ходу обсуждал с Савой что-нибудь поучительное, степенно здоровался со встречными, задерживался, перекидываясь с ними несколькими фразами; идти с ним было иногда нудно, иногда интересно, этого никогда нельзя было предсказать заранее, и Сава то изнывала от скуки, то с азартом выкрикивала ответы на излагаемые им задачки, а то, развесив уши, слушала о делах нездешних или давно минувших. Рассказчик Стенхе был изумительный, и заслушивались его историями не только Сава и ее ровесники, но и вполне почтенные люди, даже Руттул не отказывался иногда от удовольствия выслушать какую-нибудь быль или небылицу. Из-за этого-то хорошо подвешенного языка, а может по какой другой причине, в деревеньке уже позабыли, что Стенхе — хокарэм, тем более он и одежды-то обычной для хокарэма никогда не носил; считали его почему-то учителем малолетней княгинюшки, а он, надо отдать ему должное, книжной речью и был похож на ученого человека.
Но сейчас ни Маву, ни Стенхе не сопровождали Саву, и оттого, наверное, казался ей весь мир сегодня совсем иного цвета. По-иному светило солнце на ярком безоблачном небе, по-иному сияла серебристыми блестками река, по-иному — ярче и праздничнее — выглядела зелень садов Савитри и кедрового леса на другой стороне реки.
На песчаном берегу у излучины разбрелось стадо. Часть коров зашла в воду, другие щипали траву, растущую скудными кустиками. Мальчишки-пастухи купались в реке и закричали из воды, издали увидев появившуюся девчонку: «Уходи, уходи!» — стеснялись, что голые.
Очень нужно здесь оставаться… Сава пошла по берегу в сторону моря. Усадьба Савитри стояла над Меньшой Ландрой, одним из рукавов Ландры, которую здесь, в низовьях, все называли Вэнгэ. Стенхе говорил, что название это произошло от старинного слова «уангиа» — «река», и Сава ему верила, тем более что языческого бога воды в этих местах именовали Хоуанга и обитал он где-то неподалеку, не то в Вэнгэ, не то в Меньшой Ландре, которая когда-то и была главным руслом реки.
До моря было совсем недалеко — шум водопада уже отчетливо слышался. Маву, правда, презрительно говорил, что это никакой не водопад, так, порог просто; но здесь, в приморской равнине, где и холмов-то больших не было, только курганы, это считалось именно водопадом.
Тут дорога раздваивалась. Главная, больше проторенная тропа проходила вправо, а потом спускалась к морю, другая же тропка, почти заросшая травой, вела к водопаду; эту тропку пробили мальчишки, бегая посмотреть, как река впадает в море. У развилки испокон веку стоял столб, трухлявый и уже полуосыпавшийся; Стенхе говорил, что когда-то давно на самом столбе, было вырезано какое-то местное божество, но, когда пришла новая вера, о старых богах забыли.
