— Миро, а ты хотел о чем-то поговорить с Рамиром Драговичем?
— Да. Я хочу изменить жизнь нашего табора. Понимаешь, кочевать мы теперь скорее всего не будем…
— И вы хотите навсегда остаться в Управске?
— Хотим. Но для этого табору нужно построить свой дом. Чтобы в палатках не мерзнуть и у чужаков углы не снимать.
— Погоди, но ведь это же очень дорого?
— Вот об этом-то я и хотел поговорить с Баро.
— А хочешь, я помогу тебе, Миро?
Цыган посмотрел на девушку с нескрываемым удивлением.
— Соня, ты только не обижайся, но, честно говоря, я не очень-то представляю, чем ты можешь помочь. Дать нам кучу денег? Класть кирпичи и месить раствор?
— Зря ты так. Я могу помочь вам с юридической стороны. Строительство дома — это не только деньги и кирпичи. Это еще и кое-что похуже. Например: составление договоров, собирание всех нужных подписей к целой куче бумаг… Да всего сразу и не перечислишь!
— Ну ты, оказывается, голова! — Миро был приятно поражен, его вольный цыганский ум как-то не задумывался обо всех этих оседлых гаджовских проблемах и вопросах.
* * *
Из кабинета следователя Баро вывел Люциту под руку — она была белее самых белых простыней. Кармелита уже ждала их в коридоре.
— Что? Отказал? — бросилась она им навстречу.
— Да нет, дочка… — Баро хмурился. — Просто придется продать еще нескольких лошадей для того, чтобы собрать выкуп.
— Выкуп?
— Ну не выкуп — залог. Какая разница?
А ведь и в самом деле — особой разницы не было. Баро твердо знал одно — человек дороже любых выкупов, залогов, дороже любых денег. Люцита достала из карманов, из всех своих цыганских юбок целый ворох купюр, вынула последние сережки, какую-то не очень ценную брошку, несколько золотых монет со старого монисто.
— Баро, я понимаю, что это — капля в море, но я тоже хочу помочь в сборе денег.
— Люцита, оставь это себе — тебе еще пригодится. — Цыганский барон говорил горячо, но как-то неуверенно.
— Нет, Баро. Я оставила себе только обручальное кольцо да крестик. А остальное — прошу тебя, возьми, не отказывай мне.
— А откуда у тебя столько денег?
— Я продала многое из нашего семейного золота.
— Хорошо, Люцита, я тебя понимаю… — Баро принял не очень богатый взнос жены арестанта, он не мог этого не сделать. — Пойдем с нами…
— Нет. Вы идите, спасибо вам за все! А я тут останусь, вдруг еще раз посчастливится Богдана увидеть…
Баро и Кармелита только понимающе вздохнули и молча вышли из здания уголовного розыска. А Люцита устало опустилась на деревянную скамейку, смотря прямо перед собой — в крашенную масляной краской стену милицейского коридора.
* * *
Кармелита хлопотала в деннике у больного Торнадо. Расчесывала ему гриву, обнимала, целовала и все уговаривала коня хоть чуть-чуть поесть — он не брал в рот ни крошки уже два дня.
— Здравствуй, Кармелита… — В воротах конюшни неожиданно возник Астахов.
— Здравствуй…
Прав оказался покойный Максим. Время делало свое дело — отец и дочь, Астахов и Кармелита, медленно, но верно становились ближе друг другу, и девушка уже называла его на «ты».
— С ним что-то случилось? — спросил Николай Андреевич, кивая на Торнадо.
— Да вот, заболел. Ничего есть не хочет.
— Жалко его — такой красивый. А где остальные лошади — тут же целый табун был?
— В другую конюшню перевели. Отец распорядился… — Да уж, отцом Кармелита все равно называла Баро. Видно, все-таки не совсем прав был покойный Максим — не все под силу даже времени… — Отец распорядился других лошадей перевести, чтоб не заразились.
Помолчали.
— Как съездил в Лондон? — спросила Кармелита. — Удачно?
— Ну сказать, что удачно — это ничего не сказать! Великолепно! — Астахов был очень рад, что дочка перевела разговор на эту тему. Тут ему было что сказать. — Купил то, о чем полжизни мечтал!
— Поздравляю, очень за тебя рада!
— Приходи в гости — посмотришь картины, посмотришь, какое чудо я привез из Лондона!
— Спасибо, я обязательно приду. Вот только Торнадо немного поправится — и приду.
— А чем же он болеет? — И Астахов тоже погладил Торнадо по шее.
— Простыл.
— Как простыл?
— Ну а что ж, по-твоему, кони простудиться не могут? Сашка говорит — ринопневмония. Это то же самое, что у людей — воспаление легких.