- Дело не в этом, просто мне пора идти.
- Что происходит с Биллом, что вам так не нравится?
Ее рука теребила перламутровую сумочку.
- Он какой-то совершенно обалдевший. Вот уже два дня в полной отключке. Не может даже выходить на улицу, он совершенно болен.
- И все два дня не спит?
- Да... Ему плохо.
- Он чего-то боится?
Он долго смотрела на меня, потом покачала головой, правда без особой убежденности.
- Да, мне так кажется. Я не знаю, чего он боится... Если не считать того, что боится выходить на улицу.
- Где он сейчас?
- Сейчас... в надежном месте.
- У себя?
- Как бы это сказать... не совсем у себя... Это такое место...
- Я спросил, где это.
- Я поняла.
- Вы знаете, где это?
- Да.
Мы переглядывались сквозь легкий утренний туман. Ей очень хотелось довериться мне, но она не решалась, а я очень хотел, чтобы она мне поверила, но не знал, как этого добиться. Такой замкнутый круг... Молчание продолжалось уже целую вечность. Потом я повернулся.
- Ну, что же, всего хорошего.
Я вернулся в кафе, начал отсчитывать деньги, чтобы расплатиться, и тут словно призрак рядом возникла она.
- Я вынуждена вам поверить. Так нужно.
- Вовсе нет.
- Вы ведете себя не так, как другие.
- Я совершенно такой же, как и все.
- Квартира, где сейчас Билл, на авеню Ветеранов. Я не знаю, чья она.
- Вы собираетесь туда?
- Да.
- И разрешите мне пойти с вами?
- Да.
Мы вышли вместе.
- Когда вы видели его последний раз? - спросил я.
- Буквально перед тем, как пойти сюда, примерно в половине пятого.
- И он не собирался выходить?
- По крайней мере, мне так показалось. Так он мне сказал.
На улице она терпеливо дождалась, пока я открою машину, глаза её были подернуты легкой дымкой. Мне хотелось сказать что-то ласковое, чтобы её успокоить, но потом я понял, что в этом нет никакой нужды: к ней полностью вернулось самообладание.
- Ладно, - начал я. - Авеню...
- Это в той стороне... за автострадой.
- Номер помните?
- Нет, но я узнаю дом. Поверните направо.
Движение утром было очень редким по сравнению с тем, к которому я привык, и мы добрались быстро. Авеню Ветеранов оказалось узкой грязной улочкой, застроенной как семейными коттеджами, так и доходными домами.
- Мы почти приехали, - сказала Дона.
Я сбросил скорость до двадцати миль в час и ждал, когда она меня остановит. Воздух был липким и влажным. В Чикаго такую погоду называют дождем.
- Вот здесь, - объявила она.
Я притормозил и начал искать место поставить машину. Свободными были только красные зоны; если остановиться там, рискуешь дорого за это заплатить.
Что делать, - подумал я про себя. - Рискнем. Пожалуй, лучше иметь машину под рукой.
Я втиснулся на свободное место, ткнулся в бордюр, сдал немного назад, чтобы стать поточнее, и наконец остановился. Край тротуара был выкрашен в яркий красный цвет.
- Уф-ф...
Глава 4
Похоже, её страх наконец-то рассеялся: когда дверь лифта открылась на четвертом этаже, Дона со мной заговорила.
- Это квартира одной девушки. Из тех девиц, что занимаются только собой.
- И ещё Биллом?
- Нет. Биллом никто не занимается.
- Кроме вас.
- Кроме меня.
Я поднял руку, чтобы постучать в дверь с номером 418. Дона покачала головой.
- Не нужно, там открыто.
- Просто чтобы его предупредить.
- Зачем?
Я предоставил ей возможность повернуть ручку и толкнуть дверь. Та открылась легко, без малейшего скрипа. Китайская ширма отгораживала подобие маленькой прихожей от современно обставленной жилой комнаты. Кроме слабого дневного света, проникавшего сквозь тонкие занавески, освещения в комнате не было.
Спиной к окну в кресле без подлокотников сидел молодой человек. На нем были большие круглые темные очки, майка, заправленная в голубые джинсы, лицо покрывала щетина примерно недельной давности. Весь он был какой-то обрюзгший и сильно смахивал на покойника, хотя ещё продолжал дышать. Руки безвольно висели вдоль тела, длинные густые прямые волосы падали на плечи. Ему было около двадцати, но с тем же успехом можно было дать и сто.
В душном воздухе плавал резкий неприятный запах. Мебель и украшения в комнате выдавали жилище женщины.
