Карлос Кастанеда. Охота за Силой. Путь Собаки - страница 4
Но Кастанеда выкинул другой номер. Первое, что мы заметили, войдя в лекционный зал — разбросанные по всему полу кости — сырые, и, судя по размеру, говяжьи. Кое-какие были отчищены от мяса, но на большинстве болтались махры красной плоти. Зрелище было отвратительным. В аудитории стоял тяжелый запах лежалого мяса.
Сам Кастанеда — подтянутый, гладко выбритый, в белой рубашке — сидел за кафедрой, прямой, как стрела, и деловитый, как профессор. Он поздоровался с нами, словно мы пришли на обычную лекцию, и предложил садиться.
— Куда? — раздалось сразу несколько недоуменных голосов.
— Туда, где вам будет удобнее. — Кастанеда произнес это мягким тоном гостеприимного хозяина.
— Но здесь нет стульев, и потом, эти кости…
— Ах, да, кости, — улыбнулся Кастанеда. — Можете выбрать себе одну. Или две. Но больше трех не советую — не справитесь.
— Но зачем они нам?..
— Источник энергии. Сила.
От этого объяснения понятней не становилось.
— Вы имеете в виду… еда? — догадался кто-то из девушек.
— И еда тоже, — кивнул Карлос. — Но я больше говорю о чистой Силе. Впрочем, сейчас вы этого не поймете, так что просто выбирайте себе по косточке, и начнем занятие.
— Мы, пожав плечами, стали бродить между кучами костей, стараясь выбрать самые чистые. Я взял себе лопатку, на одной стороне которой оказался приличный кусок мяса. Лопатка лежала мясом вниз и сверху выглядела абсолютно чистой. Обнаружив мясо, я тут же пожалел о своем выборе и хотел было выбросить кость, чтобы найти другую, без мяса, но почувствовал на себе тяжелый взгляд. Я оглянулся — Кастанеда буквально сверлил меня глазами. Я так понял, что лопатку надо оставить себе.
Когда каждый из нас взял по косточке, в зал вошли две девушки-ассистентки Кастанеды, которых мы видели в первый день, и за две минуты убрали все остальное. На полу остались влажные кровянистые следы. Кастанеда велел нам сесть кругом, прямо на этот грязный пол. И чтобы показать, что это не просьба, а приказ, покинул кафедру и первым уселся на пол. Нам ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Кости мы положили перед собой, надеясь, что доктор объяснит нам их предназначение.
— Зачем они вам, поймете позже, — отрезал Кастанеда. — Воспринимайте пока эти кости как символ.
— Символ чего? — спросил Уилл, мой однокурсник, но ответа не последовало.
— И что, интересно, изображает этот символ? — хмыкнул я, повертев в руках лопатку с ошметком мяса.
— Вы Ловенталь? Антрополог? — Кастанеда сощурился, словно желая лучше разглядеть меня.
— Да. Антрополог, вернее, теолог, вернее… — я замялся, не зная, как поточнее определить суть своих занятий.
— Теолог! — воскликнул Кастанеда. — Тогда вам тем более должно быть известно, что символ НИЧЕГО не изображает.
После этих слов в аудитории наступила абсолютная тишина. Кастанеда обвел нас удивленным и, я бы сказал, растерянным взглядом.
— Ну что ж, — очень тихо сказал он спустя минуту, — придется начинать с самых азов. Впрочем, это даже к лучшему. Итак, символ в самом деле ничего не изображает, — голос его вновь стал крепким и уверенным…
— В древнем мире символом называлась дощечка, на которой писался какой-либо текст (впрочем, она могла быть и без текста). Эту дощечку два лица, по соглашению, разламывали пополам перед долгой разлукой, и каждый брал себе половину. Половинки дощечки означали связь сильнее кровного родства, и нередко передавались по наследству. Потомки владельцев символов также считались связанными, и никто не имел права отказать другому в ночлеге, еде или помощи. Символ ничего не изображал. Символ указывал на сущность связи, на ее неразрывность. Человек мог быть каким угодно злодеем, но символ обязывал его вести себя по отношению к тому, с кем он преломил символ, так, как подобает другу и брату. И к каждому, у кого потом этот символ оказался. Вот какой силой обладал символ. Он ничего не изображал, ибо, что может изображать дощечка, кроме дощечки?
