Но как будет сопротивляться бавар? Призовет на помощь аваров, природных врагов самого христианского короля, короля франков.
Упорядочив свои мысли, Шарлемань провел зимние месяцы в бесконечном писании писем или, скорее, их диктовке с определенной целью. В посланиях говорилось о его ответственности за охрану границ христианства от славян и аваров. Алкуину он задал вопрос, не является ли их задачей расширение границ христианского мира. Разве Виллехад, родственник Алкуина, не освящал свой новый собор в Бремене (Бреме) на дальнем берегу Везера? Обрадовавшись, Алкуин написал Арно, «Орлу Зальцбурга», что славный король в глубине души решил уничтожить «гуннов, врагов Господа». В Зальцбурге решительный Арно на самом деле обитал рядом со страной аваров.
Пилигримы из страны франков разносили то же самое послание по всем дорогам. В Ингельхейме Шарлемань спокойно отдыхал, проводя, как обычно, время на охоте, ожидая, когда затеянная им человеческая игра пойдет по тем ходам, которые он указал.
События развивались так, как он и предвидел. Подзуживаемый своей женой, Тассилон призвал своих вассалов к оружию. На Дунае каган аваров, обеспокоенный внезапным приходом франков, слал гонцов и забрасывал вопросами баваров. Тассилон просил помощи языческой конницы для защиты баварских гор от низко-рожденного несгибаемого франка.
Однако вместо того, чтобы стать во главе армии, Тассилон столкнулся с непредвиденными трудностями.
Его сеньоры, которые не ссорились с величественными франками, выступили против нарушения прошлогодней осенней клятвы. (Она обязывала их так же, как и Тассилона, служить Шарлеманю.) Его епископы никогда не пойдут против воли Адриана. Особенно Арно, который вполне преданно поддерживал своего герцога в Риме, яростно выступая против объединения с язычниками гуннами, осквернителями церквей.
Некоторые из его сеньоров направились вниз по течению Рейна, чтобы изложить свое дело перед королем. Шарлемань немедленно вызвал Тассилона в Ингельхейм на общее собрание в июне по обвинению в мятеже и измене.
Агилулфинг ничего не мог поделать, так как авары не двинутся с места, чтобы помочь монарху, которого бросила армия. Поэтому Тассилон, безоружный, вместе со своим семейством явился на суд.
К его изумлению, он очутился не перед судом Шарлеманя, а лицом к лицу с собранием дворян из страны франков, Саксонии, Ломбардии и других земель. В огромном зале Ингельхейма обвинения против него были выдвинуты его собственными вассалами.
Сам Шарлемань не выдвигал никаких обвинений. На самом деле, пока высокий суд заседал, беспокойный франк вышел из зала и расхаживал по двору, где толпился народ, обсуждая с ожидающими графами и вождями виды на урожай, лошадей, охоту – все, что угодно, кроме дела Тассилона. Он вел себя как хозяин, к которому явились многочисленные гости.
Все же в зале один франкский герцог напомнил собранию о давней претензии Шарлеманя к Тассилону: «За дезертирство по отношению к своему повелителю королю Пипину, когда вышеупомянутый король выступил против врага».
Тассилон понял, что Шарлемань настоял на этом обвинении и что приговор ему вынесет собрание.
Когда ему велели высказаться, герцог отвечал гордо и красноречиво, стараясь говорить только правду. Он вошел в сговор с врагами короля; он желал смерти своему повелителю; его жена поддерживала в этом герцога; он нарушил клятву верности, потому что, «если бы у меня было десять сыновей в заложниках, я бы предпочел их потерять, чем выносить постыдные условия той клятвы. Я бы предпочел лишиться жизни, чем жить с этой клятвой».
Это была смелая и честная речь, удовлетворившая высоких судей. Они единодушно приговорили Тассилона к смерти. Хотя его семья не была упомянута, Шарлемань легко мог распространить приговор на жену и детей.
Вместо этого король приказал Тассилону удалиться в монастырь, чтобы «всю оставшуюся жизнь замаливать свои грехи». Его сыновья последуют за ним, и жена пострижется в монахини.
Итак, непредсказуемый франк ответил на мольбу гордого бавара о смерти расчетливым помилованием. Тассилон попросил, чтобы его избавили от унижения остригать свои длинные волосы здесь, перед собранием. Шарлемань позволил ему постричься в монастыре.
