Над лагерем странно близко висели яркие звёзды. Где-то вдалеке покрикивала ночная птица. Глядя на чёрное небо, я задумался о странном нелогичном тройственном Боге моего короля. В какой-то момент мне даже удалось почувствовать эту тройственность. Было огромное небо, были звёзды, великим множеством составлявшие небо, и был я, маленький муравей, однако способный вместить в свою душу величие этого неба и этих звёзд.
Задумавшись, я не заметил подошедшую ко мне тёмную фигуру.
— Афонсо, не пугайся, — послышался тихий голос, — дядя передаёт тебе привет и интересуется: всё ли хорошо у тебя?
Я кивнул, чувствуя, как по спине ползёт струйка холодного пота.
— Значит, всё хорошо? Завтра выступаете?
Я снова кивнул.
— Благодарю. Гнев богов да не коснётся тебя, — еле слышно проговорил неизвестный и исчез за палаткой.
Кровь стучала у меня в голове, точно погребальный колокол. Как быстро и незаметно этот ночной тать похитил самое ценное — моё честное служение королю! Ведь получается, что дядя получил нужные сведения без малейшего сопротивления с моей стороны.
Немного успокоившись и уняв дрожь, я подумал и решил, что не всё так плохо. Ведь в нашем завтрашнем выступлении нет ничего тайного. Мы могли бы выступить и сегодня, если бы не прибыли на ночь глядя, а уж завтра и дураку ясно, что будет сражение. Наверняка дядин посланник просто проверял меня. В таком случае моя покладистость даже очень кстати. Но что будет дальше? Как мне противостоять этим людям?
Вернувшись в палатку, я долго искал себе место. За время моей прогулки спящие воины успели вольготно развалиться по всему свободному пространству. На мои уговоры они отзывались невнятным бормотанием, а один даже ухитрился, не просыпаясь, послать меня в пасть дьявола с подробным описанием пути. С трудом, в скрюченном положении поместившись у самой стенки палатки, я попытался заснуть.
Только я сомкнул веки, как меня разбудил оглушительный рёв Олифана. Казалось, Роланд протрубил мне прямо в ухо. Палатка была пуста. Дрожа и потягиваясь, я вылез наружу и увидел, что все уже восседают на конях в полном вооружении. Карла нигде не было видно. Кто же даст мне обещанный меч и щит? Я спросил об этом Роланда, но тот только оглушительно расхохотался. Скоро все отправились и я с ними — злой и голодный.
За полем начинался лес. Узкая дорога, рассекала его, будто коридор. Туда уже втянулись первые всадники. Моя звездолобая Тропинка испуганно захрапела и, замотав головой, встала. Мне тоже не хотелось вступать в мрачное лесное пространство, но куда денешься? Я стегнул бедное животное, и мы двинулись за остальными.
Тёмные стволы вековых елей и дубов поросли мхом и выглядели словно мохнатые ноги гигантов. Нехорошая стояла тишина, как перед грозой. В голове роились невесёлые мысли. Если сейчас на нас нападут — мне и защититься будет нечем. А всё из-за этого кичливого зазнайки Роланда! Не зря моя матушка любит его ещё меньше Карла.
Если честно, я сам проспал — без всякого Роланда. Но очень уж не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Оставалось только вновь мысленно осудить этого выскочку и ткнуть пятками Тропинку.
В этот момент в нас полетели стрелы. Мне поначалу показалось, что это — птицы. Такие, бывает, с удивительной быстротой выпархивают из-под самых ног. Но тут одна из них, пролетая, клюнула меня в руку. Не смогла вонзиться, упала на траву, но кожу содрала порядком. Потекла кровь, пачкая висящую на боку сумку с кусочками пергамента для записей. Я смотрел на это, и мне почему-то было жаль пергамента больше, чем руки.
Впереди закричали. Заржали лошади. До меня донеслась чья-то команда: «Быстрее! Дальше поле! Вперёд!»
Тропинка пустилась вскачь, не дожидаясь моего кнута. Мы мчались, и мчалось всё вокруг, а между тем мне казалось, что отряд едва ползёт. Я тогда ещё не знал, что время в бою течёт по-другому. Стрелы шмякались где-то рядом, как редкие дождевые капли. Одна со звоном отскочила от кольчуги воина, ехавшего передо мной. Другая вонзилась в бок его лошади, но та продолжала скакать, как ни в чём не бывало. Видимо, она происходила из породы боевых лошадей, что служат своему господину, покуда живы.
