Карл в припрыжку подымался по лестнице. Ему было очень весело. Вот будет мама смеяться, когда он расскажет ей об учителе Ферзене и о едином народе, без всяких различий… К тому же ему очень хотелось есть. Он насвистывал свою «тайную песенку» и перепрыгивал через две и даже три ступеньки за раз.
На третьем этаже он остановился. Что-то блеснуло на полу. Маленькая гайка! Правда, немного притупившаяся, но еще вполне годная. Карл вытащил из кармана лубяную коробочку и бережно положил в нее гайку. Там уже лежало много хороших и нужных вещей: шестеренки от старых часов, отвертка без ручки, патентованные гвозди и винтики, изоляционная лента, проволока и многое другое. А теперь еще прибавилась маленькая гайка.
— Вот твое место, глупышка, — сказал он. — Ты мне тоже пригодишься.
На четвертом этаже Карл еще раз остановился. На площадке стоял человек и смотрел в окно. В самом человеке не было ничего замечательного. Но зачем он глядит в раскрашенное окно? Ему же все равно ничего не видно.
«У него, наверно, в голове не все в порядке», подумал мальчик и побежал дальше. Он еще раз взглянул сверху на смешного человека и заметил, что тот смотрит ему вслед.
«Может быть, ему что-нибудь нужно?» подумал Карл и решил рассказать о нем матери. Он привык рассказывать ей обо всем, что ему бросалось в глаза.
Но уже через секунду он забыл об этой встрече.
Дверь их квартиры!.. Карл молча смотрел на нее.
Дверь была прикрыта, но видно было сразу, что она взломана и не хватает одной филенки.
«Что случилось?» подумал Карл, и горло его сжалось. Он тут же хотел бежать вниз, чтобы сказать о случившемся швейцару… или Францу…
Но сначала надо посмотреть. Мама наверное там…
Карл осторожно толкнул дверь. Она подалась без всякого сопротивления.
— Мамочка! — позвал он вполголоса. — Мамочка, почему сломана дверь?
Вот он стоит в прихожей и ждет ответа. Тишина. Только из соседнего дома доносятся через открытое окно слабые звуки рояля.
Наконец, он решился войти в комнату. Медленно, точно пол колебался у него под ногами. Осторожно заглянул.
— О!..
Дрожащие губы крепко сжались. Он не посмел еще раз позвать. А что, если опять не будет ответа? Что тогда?..
Карл оглядел комнату. Он сейчас же заметил разбитые горшки с гиацинтами на полу, но отвернулся. Каждый раз, когда мальчик в отчаянии смотрел на это место, он отворачивался. Может быть, мама вдруг войдет в комнату, и тогда все будет хорошо!
Но горло его все сильнее сжималось, и, наконец, он все-таки взглянул на разбитые цветочные горшки.
— Да, вот они лежат! Что тут произошло? Может быть, маму били?
Карл робко смотрит на кухонную дверь. Оттуда не слышно ни звука.
— Мамочка! — зовет он, наконец, чуть слышно и закрывает от страха глаза. Ответит ли она?
— Мамочка!.. — зовет он громче, с болью и тоской.
Раз-два-три… раз-два-три… — звучит, как насмешка, вальс «Дунайские волны».
Вдруг Карл кричит изо всех сил: «Мама!» — и роняет книги, которые все еще держал в руках. Он словно только что очнулся от какого-то оцепенения. Только сейчас понял, что произошло…
Карл больше не зовет и не ищет. Слезы текут у него по щекам.
Но внезапно он спохватывается. Может быть, соседи что-нибудь знают?
Когда из взломанной двери выбежал мальчик, человек, стоявший у окна, покинул свое место и быстро спустился за ним.
Карл сначала высморкался, затем хорошенько вытер глаза и тогда только позвонил к дядюшке Оскару. Жена его приоткрыла дверь. Первое, что она увидела в дверную щель, был: шпик, который стоял этажом ниже и делал вид, что читает газету.
— Что тебе? — тихо и нетерпеливо спросила женщина, не впуская мальчика в квартиру.
Только что она забинтовала лицо дядюшке Оскару и выбранила его за то, что он постоянно вмешивается в чужие дела. Нынче это слишком опасно!
Ее раздраженный голос словно ударил мальчика в грудь. У него пропала всякая охота спрашивать, но все-таки он решился:
— Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где мама?
— Мы ничего не знаем, — громко и отчетливо сказала женщина (чтобы услышал шпик) и быстро закрыла дверь.
Карл еще некоторое время смотрел на блестящую медную ручку двери.