— Без родительского благословения никак невозможно, Сергей Петрович.
— Но поймите вы, что это безнравственно, что вы губите и себя и Лизу! — не выдержав, закричала Марья Павловна.
Федор исподлобья взглянул на нее и ни слова не ответил. Тогда принуждены были отпустить его и снова стали совещаться, как быть. Вдруг в голове Сергея Петровича сверкнул счастливый и великодушный план.
— Знаешь что, Marie? Мы, кажется, отлично это устроим, — сказал он, — мы вот как устроим: есть у меня в Ягодном двадцать одна десятина чересполосной земли; я продаю ее Федору и пусть вся его семья переселяется сюда. Возьму с него… ну, тридцать рублей за десятину возьму, и пускай их переселяются… А? Как думаешь?.. Деньги можно рассрочить… ну, хоть на пять лет… а?
Марья Павловна пришла в неописанный восторг.
— Милый мой! Как это ты просто и славно придумал, — говорила она, бросаясь ему па шею, и, немного успокоившись, продолжала: — И смотри, Serge, когда мы думали поправить дело чем-нибудь посторонним, у нас ничего не выходило; но чуть только явилась на сцену жертва — все выходит прекрасно. О, я именно всегда так думала!.. Ведь ты, конечно, приносишь жертву, продавая эту землю, и, признайся, она стоит вовсе не тридцать рублей?
— Как тебе сказать?.. Рублей шестьдесят-то, наверное, стоит… Да, именно шестьдесят. Я-то, собственно, заплатил тридцать, но теперь удивительно быстро поднимаются цены. Именно, именно шестьдесят рублей стоит земля.
— Ну, так вот что, милый, — сказала она, положив ему руку на плечо и вся озаряясь умиленною улыбкой, — надо доводить дело до конца: ты уступаешь за половину цены, я же… я плачу тебе из своих денег… я хочу подарить Федору эту землю.
— Но зачем же, Marie… И притом ты знаешь, филантропия…
— Тсс… ни слова! Мы так счастливы… так все хорошо… Ну, одним словом, я хочу сделать счастье другим. Пожалуйста!
И растроганные до глубины души своим обоюдным великодушием, они обнялись, любуясь друг другом, и медленно целовались, забывая вспомнить о Федоре и Лизутке. Однако вспомнили и в третий раз послали за Федором. Он пришел на этот раз сердитый и с неприятною грубостью в голосе спросил:
— Что вам, Сергей Петрович? Мне недосуг: надо косяк прилаживать.
— Вот тебе барыня объявит, — сказал улыбающийся Сергей Петрович, лукаво посмотрев на Марью Павловну.
— Нет, нет! Сергей Петрович скажет вам! — вскрикнула она и стремительно выбежала из комнаты.
Тогда Сергей Петрович, стараясь изгнать из тона своего голоса всякую горделивость своим поступком, объяснил Федору, в чем дело.
— Итак, в Ягодном, Федор, — заключил он, — земля там прекрасная, есть вода, лесок… Пусть их переселяются. А Марья Павловна дарит тебе эту землю. Я, собственно, хотел взять половинную цену — тридцать рублей; не правда ли, что это очень дешево, Федор? И притом, я еще хотел на пять лет рассрочить уплату… ведь это, согласись, было бы очень хорошо, Федор, для тебя и для твоего отца? Марья Павловна так добра, что дарит тебе эту землю… а? Как думаешь? Я думаю, это так прекрасно для тебя, что я, пожалуй, завтра же поеду к Ивану Петрову сватом… а? Как думаешь?
— Это как же, Сергей Петрович, в вечность али как? — недоумевая, спросил Федор.
— Ну, да, да, в самую полную вечность. Ты можешь ее заложить, передать по наследству детям. Одним словом, как хочешь. В полное твое распоряжение.
Федор подумал и сказал:
— На этом благодарны… Вечно будем бога за вас молить.
— Так как же, ехать сватом?
— Уж и не знаю… Значит теперь чтобы старик переселился сюда, в Ягодное?
— Да, да, непременно. С тем только и земля дается.
— Уж и не знаю…
— Да чего же ты не знаешь, чудак? Ведь даровая земля, пойми ты это, с водою, с лесом… Что же ты не знаешь?
— Господи, аль я ворог какой себе?.. Я бы радостью рад… Вот родитель-то как вздумает!
— Не дурак же он, твой родитель! Живете там черт знает на каких болотах и вдруг — даровая земля, чернозем!
— Это уж что говорить… вечно бога молить за вас и за барыню. Только вот пчелка у него там, садишко…
— Ну, извини, Федор, это черт знает что такое! Пойми ты, что двадцать одна десятина чернозема!
— Как не понять… мы вам по гроб жизни… А все ж таки письмо бы, Сергей Петрович, родителю…
