В «Мемуарах» одного из очевидцев этого события написано:
«Судьба этого принца тем более печальна, что он погиб не в сражении, а сразу после победы, окруженный своими гвардейцами и офицерами, но при этом никто не знает наверняка, кем и когда он был убит. Для меня, собравшего все, что об этом говорилось, очевидно, что он убил себя сам: он два раза поднимал забрало своего шлема прицелом пистолета, и Рикемон, его шталмейстер, предупреждал его о том, что может произойти непоправимое. Очевидно, что пуля попала ему прямо в лоб, и выстрел был произведен с такого близкого расстояния, что в голове его можно было найти обрывки бумаги. Однако тот факт, что в момент, когда он сделал это, случаю было угодно, чтобы никто этого не увидел, свидетельствует лишь об отчаянии тех, кто его окружал. <…> Их страх перед кардиналом де Ришелье подсказал им, что это именно он организовал это убийство посредством предателя, затесавшегося в рядах гвардейцев».
И все же многие тогда говорили об убийстве. Да и теперь тоже порой так говорят. В частности, историк Антуан Жэ в связи с этим пишет:
«Победа открывала графу Суассонскому дорогу на Париж и давала ему возможность свергнуть Ришелье. Смерть этого принца была необходима министру, и почему бы не подумать, что именно он все это и организовал?»
Как бы то ни было, кардинал был очень обрадован подобной новостью. В одном из своих писем тогда он заметил:
«Если месье де Шатийон проиграл битву вследствие своего просчета, то Франция очень много выиграла от потери графа».
После нелепой гибели своего предводителя армия мятежников быстро стала распадаться. Удивительно, но смерть графа Суассонского, бывшего душой и головой всего предприятия, оказалась фатальной для заговора: все настолько поверили в могущество «Красного дьявола» (так называли Ришелье из-за цвета его кардинальской мантии), что подумали, что его месть может достать любого и в любом месте…
В результате герцог де Гиз был приговорен к смерти, но бежал во Фландрию. Все его имущество во Франции было конфисковано. Возглавивший остатки армии де Ля Тур д’Овернь отступил к Седану и укрылся за мощными городскими стенами. После этого он стал искать пути примирения с Людовиком XIII, лично возглавившим поход на Седан.
Этот человек в тот момент носил титул герцога Буйонского, и во многих источниках его называют именно так. В любом случае, он не стал дожидаться, пока королевская армия возьмет Седан, а на свой страх и риск явился в ставку короля, сдавшись на его милость. При этом он называл кардинала де Ришелье не иначе как «самым великим министром, каких только знал мир». И он был прощен, получив право отобедать в компании короля и его первого министра. Очень скоро мы увидим, насколько искренен был этот самый герцог…
Породнение с королевской семьей
Ришелье в первые месяцы 1641 года
устроил свадьбу своей
не блиставшей красотой племянницы.
Энтони ЛЕВИ
После описанных выше событий положение нашего героя еще более укрепилось. А в довершение ко всему он в 1641 году еще и породнился с королевской семьей. Во всяком случае, кардиналу удалось выдать свою 13-летнюю племянницу Клер-Клеманс де Майе-Брезе – дочь маршала Урбена де Майе-Брезе и младшей сестры кардинала Николь – замуж за Луи II де Бурбон-Конде, герцога Энгиенского, то есть за будущего Великого Конде, сына принца Анри II де Бурбон-Конде и Шарлотты-Маргариты де Монморанси.
С сожалением приходится констатировать, что этот брак, заключенный в Милли-ле-Мёгон 11 февраля 1641 года, принес несчастье всему роду Конде, обрекая его на вырождение.
Дело в том, что сестра Ришелье страдала тяжелым психическим расстройством: ей казалось, что она сделана из хрусталя. Николь боялась «разбиться», и потому стоило огромного труда заставить ее присесть или уложить спать. Ее муж маршал де Майе-Брезе довольно скоро оставил такую жену, и она безвыездно прожила до конца своих дней в своем замке в Анжу. Как ей удалось родить – это даже трудно себе представить, но их дочь с ранних лет воспитывалась отдельно от матери.
Это было тщедушное существо небольшого роста, с довольно правильными чертами лица, но унаследованными от матери отклонениями. Она-то и принесла несчастье семейству Конде.
