Таким образом, 22 февраля 1635 года стало днем рождения Французской академии, существующей уже почти четыре столетия. И кардинал де Ришелье был ее первым «отцом и покровителем».
Как только не критиковали с тех пор Французскую академию. И была она предметом бесконечных насмешек и эпиграмм. И упрекали ее за то, что она мало занимается делом и принимает в свои члены полуграмотных знатных господ или не очень известных литераторов, тогда как многие славные писатели не удостоиваются этой чести…
Например, Николя де Шамфор, поэт и моралист, избранный в Академию в 1781 году, писал о ней так:
«Оно есть общество бесполезное, смешное, презренное <…> учрежденное для единого рабства».
О намерениях же кардинала де Ришелье он рассуждал так:
«Ришелье, одаренный редкой способностью находить все средства к распространению и усовершенствованию самовластия, учреждая Академию из некоторого числа ученых, которые свободно и по любви к наукам собирались у одного из своих друзей, хотел иметь влияние и на это возникающее сословие и дать ему вид государственного учреждения».
Но это заявление явно несправедливо. Намерение кардинала де Ришелье при учреждении Академии заключалось прежде всего в усовершенствовании языка и ободрении науки отличиями, которыми Академия могла почтить своих членов, и особенно равенством, которое устанавливалось между ними, несмотря ни на чины, ни на состояния.
И если кардинал был одарен «редкой способностью находить все средства к распространению и усовершенствованию самовластия», то тут эта способность, по-видимому, изменила ему. Если бы речь шла только о самовластии, ему следовало бы разогнать это возникающее общество, а не благоприятствовать ему. На самом деле кардинал думал о другом, и созданная им Академия приготовила и ускорила ход просвещения и общественной свободы.
Николя де Шамфор называл академическое равенство «мнимым». На самом же деле академическое равенство, установленное кардиналом де Ришелье, есть такое равенство, вследствие которого поэт, драматург, министр, кардинал или маршал Франции – все принимались в Академию одинаковым образом и подчинялись одинаковым правилам.
Понятно, что в те времена не могло быть и речи о полном равенстве – как политическом, так и гражданском. Да Ришелье никогда и не простирал своих видов до уничтожения всего политического и гражданского неравенства в государстве, но он хотел, чтобы неравенство было забыто хотя бы в рамках Французской академии.
Да, действительно, членами Французской академии никогда не были ни Декарт, ни Паскаль, ни Мольер, ни Бомарше, ни многие другие «звезды» французской культуры. С другой стороны, и это правда, в число сорока ее членов нередко принимали знатных господ, не имевших на то особых прав.
А вот что, например, пишет Йоханнес Шерр в своей «Всеобщей истории литературы»:
«Заслуги французской академии относительно грамматической и стилистической обработки и определения французского языка достойны, конечно, уважения. Что же касается других трудов ее, то предметом их была та ученость, которая стала основанием французской литературы и поставила законом рабское подражание древним формам и мелочное соблюдение извлеченных оттуда правил вкуса, которые считались сопditio sine qua non[19] поэтического значения и классической поэзии».
Может быть, все это и так, но кардинал де Ришелье замысливал Французскую академию, как указывалось в специальной грамоте, сопутствовавшей ее созданию, «чтобы сделать французский язык не только элегантным, но и способным трактовать все искусства и науки». Он задумывал ее как своего рода интеллектуальный Олимп. По замыслу Ришелье, Академия должна была насчитывать 40 членов, а избрание туда должно быть пожизненным. Поэтому академиков до сих пор называют «бессмертными». Поэтому после смерти академика на его место выбирают нового, и вновь избранный должен произнести речь в честь своего предшественника.
Именно поэтому в числе первых «сорока бессмертных» оказались писатели Валентен Конрар, Николя Фаре, Марен Ле Руа де Гомбервилль и Жан-Луи Гез де Бальзак; поэты Жан Шаплен, Жак де Серизэ, Венсан Вуатюр, Жан Ожье де Гомбо, Антуан Годо и Марк-Антуан Жирар де Сент-Аман (он же Антуан Жирар); драматурги Франсуа Ле Метель де Буаробер и Жан Демаре де Сен-Сорлен и многие другие. Имена их известны сейчас, пожалуй, только специалистам, но ни у кого не хватит смелости назвать их «мелочными подражателями».
