Кардинал Ришелье и становление Франции - страница 139
Кардинал путешествовал вверх по Роне с большой пышностью, но лежа, и каждый вечер его переносили на специальных носилках в приготовленное жилье. Один раз пришлось разрушить часть стены, чтобы внести его в дом. В Немуре его кровать была поставлена в карету, и он двинулся по дороге к Фонтенбло. Король навестил его, и де Нуайе и Шавиньи помогли ему подняться. Затем Ришелье и Людовик провели три часа, беседуя наедине. В октябре Ришелье почувствовал себя достаточно хорошо, для того чтобы вернуться в Пале-Кардиналь, где он набросал черновик длинного меморандума королю по поводу дела Сен-Мара и заявил, что снова официально попросит об отставке, если король не примет пять обязательств: не позволять своим фаворитам вмешиваться в политику, не слушать обвинений против своих министров, выяснять степень правдивости обвинений против них, прежде чем действовать, наказывать тех, кто окажется виновным в клевете, и не рассказывать посторонним о ходе заседаний совета. Должно быть, он перечислял жалобы, накопившиеся в результате обид, которые ему пришлось снести во время путешествия на юг, а также в Нарбонне, Арле и Тарасконе.
Он напомнил Людовику, как с ним обошлись после смерти Кончини, отправив в ссылку по необоснованному подозрению. Король никак не отреагировал на этот документ, поэтому Ришелье снова попросил об отставке 5 ноября. Шавиньи был с королем, который отправился на охоту. 13 ноября Ришелье снова написал королю, прося о четком ответе и о том, чтобы Людовик сформулировал, на каких условиях он согласится заключить мир с Испанией. Наконец король принял решение. Он ответил 20 ноября, что не поверил обвинениям, выдвинутым против Ришелье Сен-Маром, и хочет, чтобы Ришелье продолжил действовать, имея большую власть и свободу, чем ранее. Он не пойдет на компромиссы по поводу Лотарингии, Арраса, Эдена, Бапома, Перпиньяна, Брейзаха или Пиньероля. Неделю спустя он запретил всем друзьям Сен-Мара появляться при дворе.
В душе король явно сомневался по поводу того, стоит ли продолжать политику Ришелье. Неуверенность была порождена чувством вины, которое пробуждалось еще во время бесед с Коссеном и было несомненно усилено Сен-Маром. Пространный меморандум Ришелье, по-видимому, продолжал темы, затронутые в личной беседе, имевшей место в Фонтенбло. Ришелье по-прежнему отчитывал короля в твердой, даже авторитарной манере, которую мог бы позволить себе, если бы был его духовным наставником, и которая проявится еще раз в «Политическом завещании», странно контрастируя с почти раболепными формулировками, к которым Ришелье прибегал в письмах и меморандумах, адресованных королю. А угроза уйти в отставку звучит так, словно Ришелье — доктор, предлагающий королю выбор: или последовать его совету, или найти себе кого-нибудь другого.[307]
28 ноября начался плеврит, а усиливающийся жар стал свидетельством начала предсмертной агонии кардинала. 2 декабря врач понял, что наступает конец, хотя до самого этого дня Ришелье продолжал давать инструкции государственным секретарям, которые приходили к нему. Он предложил на должность командующих войсками виконта де Тюренна (брата герцога Буйонского) и герцога Энгиенского, который вскоре проявил себя под Рокруа. Герцогиня д’Эгийон постоянно находилась у постели кардинала, король навещал его, принимая последние советы и лично подавая кардиналу яичные желтки. Король пообещал сохранить после смерти Ришелье государственных секретарей, хотя ему все меньше нравился Шавиньи, а также сделать Мазарини преемником Ришелье. Король не вернулся в Сен-Жермен, а остался дожидаться смерти кардинала в Лувре.
Ришелье спросил у докторов о своем состоянии, исповедался перед епископом Шартрским, послушал мессу и получил последнее причастие от священника церкви Сент-Эсташ — прихода, в котором он родился и был крещен. Он умер 4 декабря днем, спокойно, с достоинством и с чувством удовлетворения оттого, что на протяжении всей своей жизни преданно служил церкви и государству. «Я от всего своего сердца молю Господа, — сказал он, — моего Судию, перед которым скоро предстану, осудить меня, если я имел иные намерения, кроме блага церкви и государства». Перед самым концом снова пришли король и его брат Гастон. Ришелье попросил свою племянницу оставить его, желая избавить ее от муки наблюдать его смерть. В его последних словах, сохраненных историей, было выражено желание иметь тысячу жизней, чтобы их все посвятить церкви.
