В начале 1642 г. Сен-Мар начал открыто высказывать получившее широкую поддержку мнение о том, что Ришелье подвергает французский народ тяготам войны просто потому, что ее продолжение — необходимое условие для удержания им власти. Сен-Мар поделился с королем, которого все еще мучили пробужденные Коссеном угрызения совести, предположением, что Людовик может начать личные переговоры с Римом и Мадридом, возможно использовав одного из друзей Сен-Мара — Франсуа Огюста де Ту, сына известного историка религиозных войн, — в качестве посредника.
Пикантный, но ненадежный Монгла сообщает, что Сен-Мар предложил Людовику убить Ришелье. Короля, утверждает он, ужаснула скорее перспектива последующего отлучения от церкви за попустительство убийству священника и кардинала, чем сама возможность такого убийства. Как рассказывает Монгла, капитан конных мушкетеров короля, которого обычно называют Тревилем, заметил, что Людовику XIII без труда удастся получить от Рима отпущение грехов.[303] Во всю эту историю трудно поверить, несмотря на то что в этот период король испытывал редкие, но сильные приступы раздражения по отношению к кардиналу. Впрочем, вполне может быть правдой то, что король мог в момент раздражения недостаточно решительно отвергнуть эту часть плана Сен-Мара. Он, разумеется, не был причастен ни к какому-либо заговору, имевшему целью убийство кардинала, ни, насколько нам известно, к каким-либо дипломатическим переговорам, проводившимся за спиной Ришелье.
Ришелье предложил сделать Сен-Мара губернатором Турени, чтобы убрать его с дороги. Сен-Мар безуспешно просил позволения присутствовать на заседаниях королевского совета. Он поддерживал связь с герцогом Буйонским, который теперь был командующим французской армией в Италии, противостоящей Томмазо Савойскому, а в конце 1641 г. сообщил Гастону, что Людовик планирует сместить Ришелье. Мог ли Сен-Мар, поддерживавший короля, рассчитывать еще и на поддержку Гастона? Людовик, что было для него несвойственно, излил душу Гастону, который верил словам Сен-Мара о том, что король хочет избавиться от Ришелье. Более характерным было то, что Гастон снова оказался замешанным в заговоре против кардинала.
Связь между Гастоном и Сен-Маром осуществлял озлобленный Фонтрай. Герцог Буйонский готов был поддержать любое восстание, но для защиты Седана ему нужна была помощь испанцев. Был составлен договор для подписания Гастоном и Филиппом IV Испанским, гарантировавший, что французские мятежники поддержат вторжение испанской армии. В этом документе говорилось об отстранении от власти, а не о физическом уничтожении кардинала, хотя трудно усомниться в том, что убийство все же планировалось Сен-Маром или, по крайней мере, Фонтраем. На суде Фонтрай сказал, что убийство входило в их намерения, в то время как Сен-Мар отрицал это. План, безусловно, был изменническим, хотя Гастон оставил для себя в договоре лазейку, вставив фразу о том, что он не хочет ничего, что противоречило бы воле короля. Предположительно это было сделано для того, чтобы обезопасить себя на случай, если король не пойдет против Ришелье. Было также оговорено, что если Гастон станет наместником, то права короля, королевы и дофина будут уважаться.
Похоже, что этот документ показали королеве, прежде чем отправить его Оливаресу с Фонтраем, вплотную за которым через Пиренеи следовал один из агентов Ришелье. Благодаря письму от Гастона Оливарес немедленно принял Фонтрая. Оливарес скептически относился к любому плану, в центре которого стоял Гастон, особенно когда главными его сообщниками были герцог Буйонский и Сен-Мар, но считал, что это может оказаться последним шансом выиграть войну, и уж в любом случае эта ситуация не принесет ему вреда. 13 марта Филипп IV поставил свою подпись под договором.
Пока зрел этот заговор, Людовик объявил о своем намерении быть при армии, осаждающей Перпиньян, столицу Руссийона. И Людовик, и Ришелье понимали, что они неизлечимо больны. Ришелье тяжело страдал от язв, а его правая рука была фактически парализована из-за множественных абсцессов. Он бы предпочел не сопровождать короля, если бы у него был выбор, и, должно быть, знал, что король уже не так предан ему, как прежде. Он также знал, что обо всем этом папский нунций сообщает в Рим.
