Господин Леонида — пенсионер, большой сторонник прогресса и ярый враг реакции. Другими словами, он, как и Думитраке из «Бурной ночи», принадлежит к партии либералов. Но в отличие от богатого лесоторговца господин Леонида пенсионер, доживающий свои дни в полном бездействии. Тем не менее он весь во власти тех идеологических клише, которые господствуют в окружающей его социальной среде. Усердный читатель газет, издаваемых либеральной партией, Леонида не умеет отличить белого от черного, правду от самой абсурдной лжи. Он никогда не думал своим умом, а фразами из газетных передовиц. Всю жизнь он беспрекословно верил в лозунги «своей» партии. В сущности, они вполне соответствовали его идеалам мелкого буржуа. Алогичность, чрезмерность и даже абсурдность этих лозунгов Леониду никогда не волновали. Действительность, основанная на парадоксах, противоречиях и иллюзиях, порождает определенную психологию. Отказавшись от самостоятельного мышления, Леонида Превратился в манекен — в шестьдесят лет его сознание не превышает умственный уровень ребенка. Его жизнь, энергия, время уходят на пустые, абсурдные занятия, на разглагольствования, лишенные смысла.
На сцене — спальня господина Леониды… Укладываясь спать, он рассказывает своей жене о том, как он участвовал в «революции», и излагает свое политическое кредо. Революция, о которой вспоминает Леонида, была, в сущности, контрреволюцией: речь идет о событиях 11 февраля 1866 года и свержении А.И. Кузы. Но так как заговорщики, удалившие Кузу, объявили свои действия революционными, Леонида даже сегодня, по прошествии стольких лет, свято верит, что в те дни «пала тирания». И с умилением вспоминает, как он ходил тогда со своей первой женой «любоваться революцией». В представлении Леониды революция — красивое зрелище, нечто вроде народного гулянья с фейерверком и танцами.
Слушая хвастливо-нелепый рассказ мужа, Ефимица вдруг задает ему вопрос: а какой, собственно, прок в республике?
«Леонида (удивленно). Вот те на! Браво! Как это — какой прок? То-то и говорится: голова у тебя есть, зачем тебе еще ум? Да ты только представь себе… Погоди, я скажу по порядку: во-первых, в республике никто не платит налогов…
Ефимица. Неужели?
Леонида. Конечно… Во-вторых, при республике каждый гражданин получает отличное ежемесячное жалованье, и все поровну.
Ефимица. Честное слово?
Леонида. А то как же? Пенсия сама по себе, я получил ее по старому закону, стало быть, это мое право. А при: республике право священно, республика гарантирует нам все права.
Ефимица (с одобрением). Это хорошо.
Леонида. В-третьих, будет принят закон о консервации.
Ефимица. Что это значит — закон о консервации?
Леонида. Ну, консервация… закваска… Это значит, что никто больше не будет обязан платить долги.
Ефимица (крестясь). Мать святая! Но если это так, почему же не сделать поскорее республику?
Леонида. Как же. Пустят тебя реакционеры? Им-то, конечно, не выгодно, чтобы больше не платили налогов! Это же ясно как божий день: откуда бы они получали тогда свои воровские оклады?
Ефимица. Ну да… пожалуй… (Подумав.) Только вот одного я не понимаю.
Леонида. Что именно?
Ефимица. Если никто больше не будет платить налогов, то откуда же возьмут граждане свое жалованье?
Леонида (борясь со сном). А это уже забота правительства, сударь. Какие же у него еще заботы? Зачем мы выбираем правительство? Это его обязанность — заботиться о том, чтобы граждане вовремя получали свое жалованье…»
Дальше на сцене происходит следующее.
Леонида и Ефимица засыпают, но вскоре пробуждаются от непонятного шума и криков, доносящихся с улицы. Когда к шуму добавляются выстрелы, Ефимица высказывает предположение, что началась революция… Леонида возражает: «Пусть будет революция, но разве я тебе не сказал, что стрелять в черте города запрещено полицией?» Но шум на улице усиливается, и Ефимица настаивает на своем. Леонида не сдается: «Ежели это революция, то об этом должно сообщаться в «последних известиях». Где моя газета?»
Найдя газету, Леонида в ужасе выкрикивает:
«Это не революция, сударь, это реакция; послушай
