Тем, кто наблюдал за его непонятными маневрами, казалось, что он то ли ищет что-то или кого-то, то ли никак не может выбрать место для посадки. Иные же в тревоге предполагали: может, он потерял управление или шасси у него заело, он просто не в состоянии приземлиться, вот и кружит над трассой.
Однако пассажиры, сидевшие в вертолете и дававшие указания пилотам, преследовали определенную, вполне конкретную цель. Это были Новченко и Бабалы.
Сергей Герасимович не отрывал напряженного взгляда от земли, задавал Бабалы короткие вопросы, что-то записывал в свой блокнот и снова смотрел вниз. Порой, словно забыв, что он в вертолете не один, Новченко принимался напевать: «Ай, Куммет-Кум, ай-яй, Ак-Чаге…»
Словно устав от плетения кружев, вертолет начал вдруг совершать длинные прыжки: сядет в какой-либо точке, и снова взлетит, и опять сядет, уже в другом месте. Когда он приземлялся, из него выходили Новченко и Бабалы, бродили по песку, с трудом вытаскивая из него ноги, беседовали с оказавшимися там строителями, перебрасывались друг с другом шутливо-деловыми репликами.
Из-за пыли, покрывавшей людей с ног до головы, тут трудно было отличить рабочего от инженера, молодого джигита от пожилого. Когда-то синие комбинезоны приобрели устойчивый серый цвет, и от пропитавшего их пота, солью выступавшего на спинах, сделались твердыми, как панцирь. Обувь имела жалкий вид: она потрескалась, сыпучий песок, как наждак, до дыр протирал подметки. Губы у всех, как кожа сапог и ботинок, тоже были в трещинах, волосы выгорели под солнцем и пропылились, и оттого и черные, и рыжие шевелюры казались поседевшими. На лицах, серо-шоколадного оттенка, выделялись глаза, и горели они весело и ярко, как звезды.
Разговаривая с этими людьми, покорителями пустыни, казалось, не знавшими усталости и уныния, Новченко смотрел на них чуть ли не любовным взглядом и что-то удовлетворенно бурчал про себя. За весь день Бабалы не услышал от него ни одного бранного слова.
Уже после полудня вертолет опустился возле сооруженного совсем недавно деревянного домика, где воздушных путешественников ждал горячий чай.
Чай был вскипячен в танка и с усталости показался удивительно вкусным. На большом, с залысинами, лбу Сергея Герасимовича выступили крупные капли пота. Он с наслаждением отхлебывал чай из облупившейся синей чашки и молчал. Бабалы смотрел на него испытующе, пытаясь угадать его мысли.
Наконец, не вытерпев, он обратился к Новченко:
— Сергей Герасимович!..
Тот отмахнулся свободной рукой:
— Погоди, Бабалы. Слышал небось поговорку: «Голодный думает только о еде». Вот и у меня котелок не варит. И не будет варить, пока я не набью брюхо.
Бабалы и сам успел проголодаться. Он вышел из домика, чтобы отдать необходимые распоряжения насчет еды, а Новченко достал из полевой сумки флягу с коньяком, налил полную чашку и залпом опорожнил ее.
Вернувшись, Бабалы заметил, как лицо у Новченко раскраснелось и теперь уже все блестело от пота.
На столе появилась сковородка с котлетами, которые еще продолжали шипеть и наполнили весь домик дразнящим ароматом.
Новченко с жадностью накинулся на них и, пока ел, не проронил ни слова. Насытившись, он закурил глубоко затягиваясь и медленно выпуская сизоватый дым.
— Сергей Герасимович! — взмолился Бабалы. — Не испытывайте мое терпение, оно у меня не стальное!
Новченко прижал ладонью руку Бабалы, лежавшую на столе:
— Я гляжу, ты спешишь подвязать мне хвост, как коню на скачках. Хочешь с моей помощью приз выиграть?
— Я думаю о выигрыше, который дает наш проект: выигрыше в средствах и времени.
— Кроме вашего, есть основной проект, и это не веревка, которую можно и порвать, и связать в любом месте.
— Если бы я так думал, то не стал бы обращаться к вам за поддержкой.
Новченко разместил перед собой на столе свою чашку, стакан Бабалы и коробочку спичек:
— Видишь? Эго три инстанции, которым я подчиняюсь. Три отвесных скалы, которые мне придется одолевать, если я выступлю в поддержку вашего предложения. — Он перечислил, загибая пальцы: — Наше министерство — раз. Совет Министров — два. Цека партии республики — три. Тебе не кажется, что при попытке взять первую из этих преград я расшибу лоб или сломаю голову?!
