— Интернет? Почему ты заговорила про Интернет? — его стальные зрачки словно пронизывают меня насквозь.
— Пусти! Ты делаешь мне больно, — вскрикиваю я.
Он вздрагивает, разжимает захват своей сильной ладони, и я быстро прячу руку под стол, машинально растирая запястье.
— Извини, я не знала, что ты воспринимаешь разговор на тему современных коммуникаций так болезненно, — поджав губы, ледяным тоном говорю я.
— Таня, прости меня, — на меня опять смотрит тот самый человек, с которым мы только что смеялись и шутили, и который вчера пел мне по телефону серенаду. — Я сам не знаю, что на меня нашло, — оправдывается он.
Но вечер уже испорчен, и хотя Михаил всеми силами пытается загладить возникшую между нами неловкость, я чувствую, что между нами возникает некая дистанция.
Мы выходим из ресторана. Михаил предлагает меня подвезти до дома и кивает в сторону белой «девятки», стоящей неподалёку. Я вежливо, но твёрдо прошу Михаила не провожать меня и сама ловлю такси. Словно почувствовав моё настроение, он не настаивает, кивает мне на прощание и суёт водителю купюру прежде, чем я успеваю возмутиться.
— Я вам позвоню, — то ли вопросительно, то ли заискивающе говорит он, но я не удостаиваю его ответом.
Дома я закатываю рукав платья, рассматриваю багровые следы мужских пальцев на моей руке и вспоминаю, каким чужим и злым стало лицо Кожина пусть даже на какое-то мгновение. Неужели я совсем не умею разбираться в людях?
Бедный мой дневник опять принимает на себя все мои переживания…
Наутро я просыпаюсь в отвратительном настроении.
Пару минут я лежу в постели, не торопясь вылезать из-под тёплого одеяла и привыкая к противной мысли, что сегодня понедельник, а значит, надо опять тащиться на работу.
Потом мысли мои перескакивают на странное поведение Кожина вчера за ужином. Я пытаюсь найти ему какое-то логическое объяснение — и не нахожу.
Настроение становится вообще хуже некуда.
Годзилла, всю ночь проспавшая у меня в ногах, замечает, что я проснулась, и, громко мурлыча, лезет ко мне со своими кошачьими нежностями. Я отпихиваю кошку и сбрасываю с себя одеяло. Как это ни противно, но мне, действительно, пора вставать.
Всё мне сегодня кажется каким-то не таким: кофе невкусным, джинсы тесными, погода отвратительной. Для полного счастья руки оттягивает сумка с газетными подшивками — я же обещала Пашке вернуть их в понедельник. Автобус тащится как никогда медленно, а на выходе из него я умудряюсь наступить в глубокую лужу и промочить ноги — ещё одна капля дёгтя в этот так гадко начавшийся день.
На работе я появляюсь мрачнее тучи. Сажусь за свой стол и вспоминаю, что работаю над романом Кожина. Я почти с ненавистью смотрю на его строчки, как будто они в ответе за руку, которая написала их.
Я даже себе не могу объяснить, почему так злюсь на Михаила. Скорее всего, я переживаю из-за того, что вчера Кожин даже не попытался объяснить мне причины своего странного поведения.
«Сам не знаю, что на меня нашло» — ну и оправдание! Чуть не сломал мне руку. «Нашло» на него! А в следующий раз на него «найдёт» и он проломит мне череп?
Я понимаю, что такая реакция возникла не на пустом месте, и что я столкнулась с какой-то областью в его жизни, куда он предпочёл меня не пустить. Но от этого мне ещё больше хочется узнать его тайну.
Любопытство — это один из моих самых огромных недостатков. Не зря англичане придумали пословицу: «Любопытство убило кошку». Меня этот недостаток тоже, скорее всего, до добра не доведёт.
Кажется, я начинаю понимать корни своего недовольства Кожиным. Он разбередил моё любопытство и оставил его неудовлетворённым. Почему это слово «Интернет» действует на господина Кожина, как красная тряпка на быка? Как бы это выяснить?
Ох, что-то слишком много связанного с всемирной паутиной, появилось в моей жизни в последнее время.
Кстати, это хорошо, что я вспомнила про Интернет. Я не проверяла свою электронную почту целых два дня. Вдруг мой почтовый ящик под завязку набит объяснениями в любви? Вряд ли, конечно, и всё же… Пойду-ка я прогуляюсь в соседний отдел, загляну в электронную сеть и заодно попью с девчонками чайку из новой кружки.
