Петр сунул ему в руки какую-то шапку на лисьем меху, совершенно не по сезону, а когда мужик принялся объяснять, что ему и прежняя неплоха, поманил его к себе и заговорщически шепнул на ухо:
– То ж особая. Мех какой, глянь. Шанхайский барс, точно-точно. Караваном из Австралии доставили, одна осталась, последняя. Специально для тебя берег, на прилавок не выкладывал, все ждал, когда ты подойдешь.
– А не лиса енто? – усомнился пузан.
– Ха! Да ты посмотри, как мех на солнце играет и враз поймешь разницу.
Пузан озадаченно уставился на шапку, продолжая сомневаться. Видя такое, Сангре выхватил шапку из его рук и торопливо убрал обратно под прилавок, разочарованно протянув:
– Э-э, да ты, как я посмотрю, ничего не понимаешь в настоящих мехах, а я-то думал… Ну ступай себе, ступай с богом, а я знающего покупателя подожду.
– Чаво это я не понимаю! – возмутился пузан. – Ты дай толком разглядеть, а не прячь.
Петр вновь вытащил шапку из-под прилавка и с видимой неохотой протянул покупателю. Тот повертел ее в руках, продолжая ворчать:
– Не понимаю. Оченно все понимаю. Таперича и сам зрю, что ентот, как его, барс. И впрямь играет.
И надо же, действительно купил, притом почти не торгуясь. А следом за ним и другой принялся примерять шапку. На сей раз Сангре ничего не сказал, но отвернувшись, начал о чем-то спрашивать Нафаню. Едва выслушав ответ купца, он кивнул и, якобы спохватившись, стал растерянно оглядываться по сторонам:
– Слушай, – обратился он к Улану, – ты не видал тут мужика? Он у меня шапку мерил и куда-то запропал.
– Да вот он я, – оторвавшись от лицезрения своего изображения в начищенном подносе, растерянно отозвался потенциальный покупатель.
– Ой, и правда! А я тебя и не признал. Ну, князь, – всплеснул руками Петр, – как есть вылитый князь, шоб я так жил!
Покупатель мгновенно расплылся в блаженной улыбке и потянулся к поясу за серебром, а Сангре заторопился далее, бросив на ходу довольному Нафане:
– С почином тебя, друже! – и обернулся к Улану, подмигнул ему, осведомившись: – Как сработано? – Дождавшись восторженного восклицания, он самодовольно хмыкнул: – То-то. А ведь ты поди даже в смелых мечтах не помышлял, что когда-нибудь станешь побратимом самого главного по порядку на Привозе?
– Это точно, – подтвердил Улан, ничуть не кривя душой. – Не помышлял. А почему Привоза? Вообще-то город называется Тверью, а не…
– Ша! – оборвал его Петр. – За отсутствие неких суперважных городов напоминать не стоит, бо у меня делается сердцебиение. И называю я так сей базар исключительно на то время, пока не появится настоящий. Хотя, – он глубокомысленно почесал в затылке, – таки я пожалуй все равно оставлю за ним это высокое название, ибо где проживает одессит, непременно должен быть Привоз.
– А Дерибасовская с памятником Ришелье тоже? – ехидно осведомился Улан.
– Её строительством я займусь позже, – отмахнулся Сангре, попутно сделав ему замечание. Мол, сколько раз можно повторять, что великий Дюк Ришелье гордо возвышается на Приморском бульваре, а вовсе не на Дерибасовской? Пора бы наконец запомнить.
А через минуту он вновь отвлекся, на сей раз выцепив из толпы какого-то долговязого парня. Ласково приобняв его и отведя на край торжища, Петр вполголоса принялся ему объяснять:
– Запомни, озираться по сторонам не надо, сколько раз тебе говорил.
– А торжище как оглядывать?
– Торжище – не баба, чего его оглядывать. Ты жить в нем должен, а уж если оглядываешь, делай это как обычный зевака-покупатель, чтоб во взгляде читался исключительно поиск товара и ничего больше.
– Какого товара?
– Редкого и очень тебе нужного. К примеру, памперсов или презервативов. Уловил? Ну тогда ступай, бди дальше.
Отпустив парня, он кивнул Улану и, ускорив шаг, направился к городским воротам. Впереди лежал один из многочисленных тверских посадов, где в одном из домиков и проживал портной Гантя.
– Готово, – заверил тот, протягивая сверток. Улан развернул его и придирчиво осмотрел свой заказ. Увиденное его удовлетворило, но, заворачивая одежду обратно, он не преминул сердито заметить:
– Бог за семь дней мир создал, а ты мне штаны с кафтаном чуть ли не месяц шил!
