Капитан Соври-голова - страница 10

– Это почему же нам две части? – опять возмутилась Зинаида.

– Потому что вас всего двое работают!

– Я вообще больше не работаю, пираты! – заявил неожиданно Дима. – Глупости всё это! Нет тут никакого клада. И деда никакого нет. И не было. И купца не было с его дачей. Я ямы для черёмух рыл, а не клад искал, я только так сказал, что клад ищу, а вы, дураки, поверили!

– А самовар?

– А я его сам тут закопал… То есть я не закопал, я его просто так бросил, а когда дорогу делали мимо нашего сада, так его и засыпали, наверное, вот… Я его хотел в утиль сдать на цветные металлы, а его тут землёй засыпали, я не успел! Вот…

Главное, Диме сейчас самому ужасно вдруг стало стыдно за то, что пережил тут с этой самой выдумкой какой-то приступ, какой-то вроде болезни, что ли, золотой лихорадки с температурой, как при гриппе.

– Всё, – повторил Дима громко, – я больше в этой золотой лихорадке не участвую!

Подавляющие переглянулись.

– Хочет, чтобы мы ушли, – сказал Комаров. – Хитёр! Мы уйдём, а они тут вдвоём, без нас! Продолжать! – скомандовал Комаров. – Полдела сделано, я не из тех, кто отступает… и тем более – уступает!

– Прощайте, пираты… – устало сказал Дима и, еле переставляя ноги, двинулся к даче.

А Зинаида осталась. Она вроде и поверила и не поверила. Наверное, больше не поверила, чем поверила, раз осталась.

…Утром Дима с папой вышли на крыльцо. Вместо девяти ям было вырыто около восемнадцати. Папа даже присвистнул от удовольствия.

– Можно же при желании… – сказал он.

– При желании найти клад, – пояснил Дима.

– Какой клад?

И Дима рассказал папе про клад и про всё остальное.

– Чтоб интересней копать было… – пояснил Дима.

– Ну, молодец! – пришёл папа в восторг. – Какой сообразительный человек! Здорово про клад придумано! Теперь насажаем кусты и деревья, у нас тут настоящие джунгли будут! Молодец твой дед! Кстати, это что за дед?

– Какой дед? – изумился Дима. – Я всё это сам придумал!

– К чужой славе хочешь примазаться?

Дима хотел возмутиться ещё больше, но в это время к ним подошёл участковый милиционер.

– Тут поговаривают, что на вашей территории вчера клад нашли, – сказал участковый. – Закон знаете? Нашли – надо сдать. А премию, конечно, получите – тоже по закону.

Какой клад? Какая премия? – вскипел папа. – Это дед какой-то про клад придумал, чтобы мальчишкам было интереснее ямы копать. Ямы под кусты мы рыли!

– Моё дело напомнить, – сказал участковый. – Сдать надо клад. – И он пошёл к калитке.

– Так это ты придумал всё-таки? – продолжал кипеть папа.

– Это не я, – сказал спокойно Дима. – Это дед. Он тут мимо нас в электричке проезжал!

– Ну, пусть только ещё раз проедет! – сказал папа.

Солнце лежало на полу большими квадратами. В каждый квадрат упирался как бы слоновой ногой широкий луг. Громадный солнечный слон стоял между классной доской и партами и весь сверкал мерцающими, летающими, плавающими пылинками. Что-то тропическое было в классе ещё и от теней старого плюща в углу.

– Так вот, – сказал капитан Соври-голова, сокращённо капитан Coгo, он же Дима Колчанов, – в африканской пустыне эти самые арараты…

– Какие арараты? – поправил очки химик Шура Гусев, любивший точность. – Какие ещё арараты? Арарат – это гора на Кавказе. Вечнозаснеженная гора с вечнозелёной растительностью.

– Ха! – сказал Дима Колчанов. – Гора! Крестьян так зовут африканских – арараты!

– Их зовут ораторы, кажется, – робко вставила застенчивая Наташа Рыбкина, – или, как их, оратории… то есть нет…

– Арабы… – зевнул Костя Стрельников, которого никто ничем не мог удивить, даже сам капитан Coгo.

– Арабы – это вообще… это нация… – сказал Дима Колчанов, – а арараты – это крестьяне… они копают землю кайлой и едят сушёных кузнечиков.

– От сушёных кузнечиков араратом не станешь, – возразил Шура Гусев. – А-а, вспомнил! Их зовут аратами!

– Какая разница? – сказал Дима, разглядывая прищуренными глазами солнечного слона, слегка переместившегося к дверям. – Араты или арараты? Важно, что они едят! Так вот, я насушил кузнечиков и…

Но никто так и не успел узнать, что сделал Дима Колчанов с сушёными кузнечиками. В пятый «А» влетела Света Брунова с криком ужаса: