«А что, – подумал вежливо засмеявшийся Гуров, – это ведь мостик, который мы перекинем от политических абстракций к нашим насущным проблемам – Бутягин как-никак барановский избиратель!» Лев не стал дожидаться, пока Андрей Петрович вспомнит очередной бородатый анекдот:
– Я тоже, грешным делом, болтунов этих недолюбливаю. А ты, Андрей Петрович, голосовать ходишь? Вот у вас год назад такой Баранов Виктор баллотировался. Как он, человек приличный, по твоему разумению? Это ведь мы в столице пес знает кого наизберем, а у вас хоть тоже не деревня, но вы лучше своих земляков знаете.
– Что тебе сказать? Все они одним миром мазаны, а Баранов еще и жулик первостатейный, но мужик крепкий, деловой и ухватистый. Я бы за него и проголосовал, пожалуй: если кто-то все равно это место займет, так с такими хоть есть надежда, что не только себе в карман, но и для района что сделают… Улицу ты нашу разглядел, это же не улица, а танкодром после учений! Но я не пошел, обиделся. – Бутягин некоторое время молчал, грустно улыбаясь. – Его агитаторы тут по домам ходили и по килограмму сахара пенсионерам раздавали. А на митингах, люди говорили, так даже по бутылке водки, вот как! Противно мне стало… Плюнул я на это дело и вообще на выборах не был. Но бабки местные сахарок халявный за милую душу цапали. Я, сказать по правде, и не интересовался, прошел он в депутаты или нет…
– Прошел, – задумчиво заметил Лев. – Но мужик, говоришь, деловой? С разбойничками вашими дружбу не водит?
– Пес его знает. Я-то не разбойничек, а строитель с пятнадцати лет. Так вот, когда он особняк на Княжеской ремонтировал, в бригаде, которую он нанял, мой давний приятель штукатуром-облицовочником вкалывал. Мы с ним как-то раз на рынке встретились, то да се, в пивнушку посидеть зашли… Санек о нем хорошо отзывался: аванс большой заплатили им и с расчетом не кинули, как это сейчас у «новых русских» повелось. И в делах наших разбирается, на объекте торчал, смотрел, чтобы не схалтурили. Да не один торчал, а с бабой: ладно бы с женой, а то с молодой такой сикухой! Санек-то мой в возрасте уже мужик, но как про нее рассказывал, так аж глаза, как у молодого, горели!
«Опаньки, – подумал Гуров, – значит, Виктория его не только по кабакам да приемам сопровождает. Это наводит на серьезные размышления. Если женщина появляется с близким ей мужчиной на стройплощадке, она вряд ли удовольствуется ролью любовницы, это элементарная прикладная психология».
…Третью его просьбу – под каким-нибудь благовидным предлогом зазвать в кабинет Викторию Зитко – Дорошенко выполнил с явной неохотой.
– Ладно Баранов вам дался чего-то, но девочка тут с какого боку? – Остап Андреевич поморщился, но по селектору с кем-то связался, и через несколько минут подруга Виктора Владимировича Баранова уже протягивала «ректору» стопочку непонятных ярких бумажек – похоже, проспектов. На Гурова она и не взглянула, что неожиданно зацепило самолюбие Льва.
Ничего, буквально ничего не было в этой высокой, чуть полноватой молодой женщине из ряда вон выходящего. Коротко остриженные, слегка вьющиеся темно-русые волосы, под стеклами очков в тонкой оправе карие глаза с большими пушистыми ресницами, немного курносый носик. Очень белая и гладкая кожа. Нет, не манекенщица из модного журнала. И фигура нестандартная, по нашим временам из моды вышедшая: слишком большая, правда, очень высокая грудь, бедра широковаты… Но и «бизнес-леди» – самый ненавистный Льву тип женской внешности – не напоминает. А напомнила она Гурову популярнейшую французскую актрису его молодости – Брижит Бардо, в триумфально прокатившемся тогда по экранам страны «Фанфане-Тюльпане», где ее партнером был неподражаемый Жерар Филип. И как от знаменитой француженки, от Виктории исходил непонятный, волнующий и пряный женский магнетизм, действующий на любого мужика подсознательно.
* * *
Нет, не зря надеялся Гуров на то, что Крячко накопает что-нибудь в Москве. Станислав и накопал!
…Звонок по 02 поднял на крыло ГНР – группу немедленного реагирования. Но дело, скорее всего, закончилось бы просто еще тремя трупами, если бы не профессионализм Крячко и добросовестность дежурного по городу, принявшего звонок перепуганного бомжика Петро.