Капитан "Оспрея" и другие рассказы - страница 2

— М-р Сэмен, — торжественно начал капитан, — я только что получил важное сообщение и хочу…

— Знаю, — пробурчал помощник.

— Как? Вы слышали его? — воскликнул удивленный капитан, — три раза?

— Я услышал это от него, — ответил помощник, указывая на меня, — дурной сон, сэр, кошмар!

— Вовсе не кошмар, — обиделся капитан, и если я еще раз услышу голос, то изменю направление.

Положение помощника было тяжелое. Ему хотелось обозвать капитана таким словечком, которое — как ему было известно — не согласовалось с дисциплиной. Я же чувствовал, что именно было на языке м-ра Сэмена; знал я также и то, что если он ничего не предпримет для облегчения своего гнева, то заболеет: такой уж он был человек — все бросалось ему в голову.

Наконец он отошел и простоял несколько минут, склонившись над бортом; когда он вернулся, то был сравнительно спокоен.

— Вы не должны больше слышать эти слова, сэр, — сказал он, — не ложитесь сегодня спать. Мы сыграем с вами в карты, а утром вы примете хорошую крепкую дозу ревеня. Неужели вы пожалеете ревеня на пенни и испортите одно из наиболее удачных плаваний, которые нам когда либо выпадали?

Он проговорил это как бы с мольбой.

— М-р Сэмен, — возразил разгневанный капитан, — я не желаю идти наперекор провидению и буду спать как всегда, а что касается до вашего ревеня, — продолжал капитан, все более и более выходя из себя, — то, черт меня побери, сэр, если я не угощу им всю команду от помощника до юнги, если замечу в ком-нибудь непочтительность

М-р Сэмен, начинавший терять голову от злости, спустился вниз; капитан последовал за ним, а м-р Мак Миллан был так взволнован, что даже заговорил со мной обо всем этом. Через полчаса на палубу снова прибежал капитан.

— М-р Мак Миллан, — крикнул он, — держите норд-норд-вест впредь до новых распоряжений. Я опять слышал голос; на сей раз так громко, что у меня чуть не лопнула барабанная перепонка.

Мы взяли новое направление; старик, проверив его, опять ушел спать; вскоре пробило восемь склянок и меня сменили. Я не был на палубе, когда туда пришел помощник, но те, которые там находились, рассказывали потом, что он принял известие с большим спокойствием.

Он не проговорил ни единого слова, только сел на корму, раздувая щеки.

Как только наступил рассвет, на палубу поднялся капитан с биноклем. Он приказал взобраться на мачту, чтобы лучше видеть, а сам все утро плясал, как кот на раскаленных кирпичах.

— Сколько времени будем мы держаться этого направления, сэр? — спросил его м-р Сэмен в десять часов утра.

— Я еще не решил, — с важностью возразил капитан, но мне показалось, что вид у него довольно таки глупый.

С двенадцати часов помощник капитана стал покашливать, и каждое его покашливание как-то странно действовало на капитана; он с каждым разом становился все возбужденней и возбужденней. М-р Сэмен был спокойнее, чем вчера, а капитан, по-видимому, искал только малейшего предлога, чтобы вернуться к прежнему курсу.

— Какой у вас гадкий, скверный кашель, — проговорил он наконец, в упор глядя на своего помощника.

— Да, скверный, мучительный кашель, — ответил тот, — он меня очень беспокоит. Это скверное направление действует мне на глотку.

Капитан проглотил что-то, отошел, но через минуту вернулся и сказал:

— М-р Сэмен, мне было бы крайне жаль потерять такого ценного сотрудника, как вы, даже ради чьего-бы то ни было блага. В вашем кашле звучит что-то жесткое, очень неприятное, и если вы действительно думаете, что это из-за скверного направления, то я готов взять прежний курс.

Помощник горячо поблагодарил его и собрался уже дать соответствующее распоряжение, как вдруг один из людей закричал с мачты:

— Ahoy! Лодка с правого борта!

Капитан вздрогнул, точно подстреленный,

и взбежал по такелажу со своим биноклем. Он почти тотчас же спустился обратно к нам; лицо его горело от волнения и радости.

— М-р Сэмен, — воскликнул он, — здесь, среди Атлантического океана, находится маленькая лодочка с люгерным парусом[1]; на дне ее лежит какой-то несчастный. Что вы теперь скажете о моих голосах?

Сначала помощник не сказал ничего, но когда он вернулся к нам, поглядев в бинокль, каждому из нас было ясно, что его уважение к капитану сильно возросло.