А может, здесь иное? В воскресенье преступник только выкрал деньги, но не смог унести их с завода. Возможно, он и не хотел этого делать: воскресенье — не будни, каждый человек, да еще с вещами, запомнился бы охране.
Что ж, надо действовать.
Я отправился в слесарную мастерскую завода. Как на грех, Карнаухова не оказалось на работе: уехал ремонтировать комбайны в подшефный совхоз.
Старичок, заведующий мастерской, оказался словоохотливым и общительным человеком. Он дельно ответил на мои вопросы.
Федя Карнаухов — работник большой руки, и он, начальник мастерской, не может на него обижаться.
— А в остальном?
— Что ж, небольшой грешок водится: любит водку. Однако не злоупотребляет.
— Не занимался ли здесь Карнаухов посторонней работой?
Старичок смутился:
— Хм, хм, был такой грех, товарищ…
— Какой?
— Ключи какие-то, помню, точил. Месяца полтора. Один выточит, через недельку-другую второй точит, третий…
Я даже охнул от удачи. Тут — верный след!
Мы договорились: Карнаухова немедля вызовут из совхоза.
Я бодро вернулся в свою комнату и… снова приуныл.
«А вдруг случайное совпадение? Тогда?»
Ну, пора вызывать Корякина.
Начфин явился вылинявший какой-то, тусклый.
Да, верно, он приказал восемнадцатого августа гражданину Веревкину получить большую сумму. Он, Корякин, видит: гражданин следователь в курсе дела — деньги не очень были нужны. Причина такая: в банке случались заминки с деньгами. Вот и решили сделать запас. Директор завода поддержал эту мысль…
В обеденный перерыв я еще раз побывал в комнате финчасти. В кассе, отгороженной от бухгалтерии низким барьером, никаких следов, разумеется, не нашлось: со времени кражи прошло уже два месяца.
В бухгалтерии стоял десяток столов. В углу, перед южным окном, громоздился стол главбуха Грыбы, рядом невысокий столик под голубой плюшевой скатертью. На столике чернел телефон.
Вместе с понятыми я осмотрел окна, столы, стены, пол. Никаких улик!
На плюшевой скатерти столика, кроме телефона, ничего не было. Рядом с аппаратом темнело большое квадратное пятно: здесь долго стоял какой-то предмет, предохранивший часть скатерти от солнца.
«Еще одно пятно на твоей совести» — с ожесточением вспомнил я слова Крестова.
Понятые не смогли объяснить происхождение пятна.
Один из счетоводов, придя с обеда, сказал: на столике раньше стоял «Минск» Грыбы. Сколько стоял радиоприемник? Он не помнит, может, месяца полтора. Почему личный приемник главбуха находился на службе? Петр Сидорович приносил его чинить к заводскому радиотехнику Мамонову. У того была очередь, и «Минск» временно стоял здесь. Потом, после ремонта, его иногда включали и слушали музыку. Когда приемника не стало? Надо припомнить… в субботу он, вроде, был тут, а в понедельник исчез. Видел ли кто-нибудь, как Грыба относил «Минск» домой? Кажется, нет. Надо спросить у других…
Начальник бюро пропусков сообщил: главбух действительно заходил к нему в воскресенье за разовым пропуском. Нет, кроме приемника Петр Сидорович больше ничего не проносил.
Итак, Грыба вынес с завода только радиоприемник. Больше у него ничего не было, да и не могло быть: «Минск» массивен и тяжел.
На другой день я зашел к радиотехнику.
Верно ли, что главбух приносил сюда приемник на ремонт? Да. Не помнит ли Мамонов, какой он был марки? Как не помнить! Мамонов еще в шутку упрекнул Петра Сидоровича — такой видный человек и не смог себе добыть что-нибудь получше. В чем дело? В том, что это был дрянной сборный экземпляр: корпус от «Минска», а нутро от маленького «Рекорда». Какой ремонт требовался? Самая малость: соединить и запаять проводничок. Приемник починен в первых числах июля.
Я снова заперся в комнатке.
Как же все-таки был вскрыт сейф? Причастен ли Карнаухов? Может, он сыграл тут главную роль, а не Грыба, случайно вынесший в этот день приемник с завода? А может, ни тот, ни другой? А вдруг оба в одну руку играют?
На следующий день в город вернулся Карнаухов. Слесарь сообщил: все три ключа делал для Грыбы.
Через полчаса я с двумя помощниками был уже на квартире главбуха. Оказалось, Петр Сидорович в отпуску и час назад вылетел в Сочи.