Выше я не раз рассуждал об этой материи и даже пришел к заключению, что мой персональный Рай наполнен любовью, как трюмы “Цирцеи” – отменным товаром. Для меня любовь – возвышенное чувство, но в понимании соляритов она была более плотской и приземленной; они склонялись к примату физиологии над духовностью и превращали ее в игру, в своеобразную охоту, где один догонял, а другой убегал – вернее, делал вид, что убегает. Правила этой игры определяли обычаи, традиции и брачный кодекс, весьма расплывчатый и либеральный. В соответствии с ним на Солярисе практиковалось множество видов брака, моногамного, полигамного, полиандрического и группового, так что супружеская верность была крайне растяжимым понятием. Во всяком случае, никто не почитал за грех “качаться на спине дельфина” с чужим супругом или супругой; ну а что до гидроидов, так те жили не семьями, а просто стаями.
Во время моих предыдущих визитов на Солярис эти пикантные подробности меня не тяготили, так как – к великому счастью! – я пребывал в холостом состоянии и мог откликнуться на любую заявку. Но теперь – тоже к великому счастью – я был женат, а это накладывало на меня двойные обязательства: мне полагалось защищать Шандру от настойчивых поклонников и не пасть самому жертвой поклонниц. А это было нелегкой задачей! Они летели ко мне, как мотыльки на свет фонаря, как пчелки к блюдцу с медом; конечно, не ради моих прекрасных глаз, а исключительно из тщеславия. Ведь я был великим Торговцем со Звезд – вдобавок увенчанным орденом Великого Кальмара!
Через пару циклов после банкета в Эмберли мы рискнули принять еще одно приглашение – в Маув, крохотную республику на трех островах, самый большой из которых был размером с Таити. Этот прием устраивали местные политики и социологи, и хоть меня не наградили ни орденами, ни дипломами, кухня, должен признаться, у них оказалась отменной – особенно моллюски под острым соусом. Стол был накрыт на арене овального амфитеатра, ступенями тянувшегося вверх, к просторной галерее, убранной статуями, мозаичными панно и неизменными пальмами. С внешней ее стороны было несколько балконов с широкими парапетами, небольших, увитых зеленью и укромных, как позабытые беседки в одичавшем парке. Но я не думаю, что кто-то о них забыл; эти таинственные балкончики являлись, вероятно, альтернативой дельфиньим спинам из Эмберли. Во всяком случае, стоявшие там кушетки были весьма просторными, а подушки на них – соблазнительно мягкими. Отведав моллюсков, я ускользнул на галерею, дабы насладиться в одиночестве сигарой и не травить гостей – на Солярисе ввиду скромности земельных угодий не культивируют табак и, следовательно, не курят. У меня был запас отличных сигар с Панджеба; они почти не уступают гаванским, которые теперь не экспортируются, а производятся малыми партиями лишь для семейства Кастро Рус, потомственных кубинских графов. Пять или шесть тысячелетий тому назад, остановившись на Земле, я посетил их резиденцию и удостоился высокой чести:
Резного палисандрового ящичка с сотней отличных сигар. Говорят, такие курил их легендарный пращур, основатель кубинского графства – или в тот далекий век, которых даже мне не вспомнить, оно называлось иначе?.. Но я опять отвлекся.
Словом, я раскурил сигару, вышел на балкон, присел на парапет и залюбовался сказочными крас-, ками заката. Чудилось, что где-то за морем, за горизонтом, развели гигантский костер; протуберанцы огня тянулись к зениту, обнимали западный небосклон, и редкие звезды были как бы мошками, улетевшими в страхе из пламенного горна, из породившей их жаркой купели. Посасывая сигару, я следил за небесным пожарищем и за мошками-беглянками, разглядывал их и вспоминал их названия, пока одна из мошек не приземлилась рядом со мной. На ней был алый жакет, перехваченный багряным поясом, и брючки того же цвета – а больше, я полагаю, ничего. Жакет и брючки обтягивали плоть с откровенным вызовом и оттопыривались там, где надо, но никаких следов иных одежд под ними я не замечал. Лицо у нее было узким, брови – тонкими, ноздри – розовыми и трепещущими, волосы – длинными и шелковистыми, скорее темными, чем светлыми; в глазах мерцали огоньки – как у пантеры, подстерегающей добычу. Звали эту мошку Ниссан Лада Виритрильбия, доктор социологии из Красного клана.
