– … желающих не так уж много, – закончил я. – Хочешь знать почему? Ответ несложен. Ты ведь читала Баслим-Крауза? Труд по экономике космических полетов? Что там сказано?
Шандра, припоминая, наморщила лоб.
– Там говорится, что торговый корабль с грузом стоит больших денег… очень больших… просто гигантских! Чтоб окупить вложения, надо отправиться в долгий полет – как минимум пять веков, если я не ошибаюсь… Такое время неприемлемо для любой корпорации или правительства. Слишком огромный срок! Либо правительство падет, либо компания разорится, либо корабль со всеми товарами будет присвоен экипажем…
– В точности так, – подтвердил я. – Pecuniae oboediunt omnia, принцесса, что значит – деньгам повинуется все… Ну, пожалуй, не все, но космическая торговля – непременно. Это занятие для одиночек.
– Пусть для одиночек, – Шандра упрямо выпятила губу. – Есть же богатые люди… Почему бы им не сделаться спейстрейдерами?
Я негромко рассмеялся, разглядывая ее порозовевшее лицо.’Моя спорщица была такой прекрасной! И такой наивной! Заметив, что я смотрю на нее как зачарованный, Шандра вытянула руку условным жестом, и свет потолочных панелей померк. Нас окружила уютная теплая полутьма; ее создавали огни на стойке бара и чуть заметная люминесценция экранов.
Склонившись к Шандре, я вдохнул ее аромат; это было так же приятно, как видеть ее лицо.
– Богатым людям неплохо живется, моя дорогая. Зачем им покидать свой мир, свою эпоху, своих возлюбленных и друзей? Ради сомнительного удовольствия кануть в вечность? Ты только представь, что грозит нам, космическим странникам: дестабилизация, метеориты, черные дыры, взрывы сверхновых, вредные вирусы и негодяи вроде Клерака Белуга… Так стоит ли рисковать? Шандра отшатнулась.
– Но, Грэм… Неужели все так ужасно? Помнится, ты говорил, что жизнь “внизу” опасней космических странствий. И что монархия лучше самой справедливой демократии!
Неоспоримый факт. Она хорошо усвоила мои уроки!
– Ты вспоминаешь теорию Ли Герберт? О трех Этапах – демократии, тоталитарном режиме и религиозной вакханалии, которые сменяют друг друга? В подтверждение Шандра тряхнула копной золотистых волос.
– Не знаю, можно ли верить этой теории, – протянул я. – Однако почти во всех мирах случаются бунты и мятежи, гражданские войны и восстания, экологические катаклизмы и периоды упадка. Плюс всякие бедствия, проистекающие из-за легкомысленного обращения с наукой. Повсюду есть недовольные: женщины, которым хочется иметь детей, оппозиция, которая рвется к власти, а также преступники, террористы и деклассированные – атомный заряд под общественными устоями. Рано или поздно заряд взрывается, и наступает смута, а за нею – коллапс… После – новый подъем, но в смутные времена человек богатый рискует больше бедного. Во-первых, он разорен; во-вторых, его лишают гражданских прав, а в-третьих, могут прикончить как угнетателя и народного кровопийцу. Но если ты один-одинешенек… – Бросив взгляд на Шандру, я поправился:
– Если нас двое на космическом корабле, двое любящих существ, неподвластных гневу, зависти, скуке, то что нам угрожает? Дестабилизация? Метеориты? Вирусы? Это, конечно, неприятность, но более редкая, чем общественные катастрофы. Я замолчал. Шандра размышляла, прикусив губу; свет в салоне был притушен, и по щекам ее скользили отблески цветных огоньков, переливавшихся на стойке бара. Миг – и ночные лиловые тени окутывали ее, тут же сменяясь тьмой, синим предрассветным флером и алым пламенем утренних зорь; потом блеск золотистой дневной паранджи заставлял меня щуриться и моргать. И снова – лиловое, черное, синее, алое, золотое… Как череда покрывал из кисеи, падавших на ее лицо.
– Сделать свет поярче? – спросил я.
– Нет, не стоит… – Она коснулась моей руки, ее глаза отсвечивали то изумрудным, то янтарным огнем. – Странно, дорогой… Тут скрыто какое-то противоречие… Если жизнь внизу опасна для миллионеров, отчего бы им не перебраться в космос? Или они не верят в неизбежность катастрофы? Не хотят ее признать? Не понимают?
– Понимают, я думаю. И тот, кто понимает лучше всех, становится спейстрейдером – если он к тому же непоседлив, любопытен и не лишен здравого смысла. А остальные… Понимаешь, человек в общем-то иррациональное существо, и, будучи таковым, он по-прежнему готов оспорить древнюю муд-., рость: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Человеку кажется, что худшего с ним не случится – особенно теперь, когда самое худшее, смерть от болезней и старости, ему не грозит. А эти твои миллионеры – такие же люди, как любой из нас, и живут они в богатейших древних мирах, на Старой Земле и Лайонесе, на Барсуме и Малакандре, на Пенелопе и Эдеме. Покой, благолепие, комфорт… Не хочется думать, что этому все же наступит конец.
