«Ладно, пусть они себе дрыхнут, эти двое паршивцев!» — решил он.
Он спустился вниз и позвонил к г-же Бюрль. Прошло долгих пять минут, пока старуха ему открыла.
— Извините, пожалуйста, — проговорила она, — я думала, что эта коротышка Роза еще здесь... Придется мне пойти ее растормошить...
— А Бюрль? — спросил майор, не давая старухе пойти за Розой.
— Ах, он-то? С девяти часов завалился спать. Не хотите ли пройти к нему?
— Нет, нет... Я только зашел пожелать вам спокойной ночи...
В столовой Шарль, сидя на своем обычном месте, только что окончил перевод. Вид у него был испуганный, и его бледные руки дрожали. Бабушка, желая развить в нем воинственный дух его предков, читала ему на сон грядущий описания различных сражений. В этот вечер рассказ «Мститель», где говорилось о затонувшем в море судне, на борту которого находились умирающие, чуть не довел мальчика до нервного припадка, наполнив его мозг кошмарными видениями.
Извинившись перед майором, г-жа Бюрль попросила у него разрешения дочитать рассказ. И только тогда, когда последний матрос вскричал: «Да здравствует республика!»— она торжественно захлопнула книгу; Шарль был бледен как полотно.
— Ты слышал? — обратилась к нему старуха. — Долг каждого французского солдата умереть за родину!
— Да, бабушка. — Он поцеловал ее в лоб и, дрожа от страха, отправился спать в свою огромную комнату, где от малейшего скрипа деревянных половиц обливался холодным потом.
Майор с проникновенным видом слушал чтение. Да, черт возьми, честь есть честь, и он ни за что не позволит этому негодяю Бюрлю опозорить старуху и малыша! Раз у мальчика такая склонность к военному делу, то необходимо, чтобы он во что бы то ни стало мог с высоко поднятой головой поступить в Сен-Сирскую школу! Но все же, глядя на старуху, которая, взяв со стола лампу, пошла его провожать, он пытался отогнать от себя страшную мысль, засевшую у него в голове с той самой минуты, как он подслушал разговор о злополучных трех франках. Проходя мимо комнаты капитана, г-жа Бюрль удивилась, заметив торчавший в дверях ключ, чего никогда не бывало.
— Войдите, — сказала она, — ему вредно столько спать. Он от этого еще больше толстеет.
И прежде чем он успел ей помешать, она отворила дверь и вся похолодела, увидев, что комната пуста. Лагит сильно покраснел, и у него при этом был такой растерянный вид, что она сразу же все поняла, и у нее тут же в памяти всплыло множество незначительных подробностей.
— Ведь вы же это знали, знали!.. — запинаясь, повторяла она. — Почему было меня не предупредить?.. У меня в доме, чуть ли не на глазах у сына, с этой судомойкой, с таким страшилищем... И, наверно, опять проворовался? Я это чувствую...
Она стояла прямая, бледная, окаменевшая.
— Знаете, я бы предпочла, чтобы он умер, — недрогнувшим голосом тут же произнесла она.
Лагит обеими руками схватил ее руки и на мгновение крепко сжал их в своих. Затем он сразу же убежал, так как у него к горлу подкатил ком и он чувствовал, что вот-вот расплачется. Черт, побери! Черт побери! Теперь-то он решился!
Генеральная ревизия должна была состояться в конце месяца. У майора было еще десять дней впереди. Назавтра он, прихрамывая, доплелся до кафе «Париж» и заказал себе кружку пива. Мелани, увидев его, вся побледнела. Что же касается Фрозины, то она лишь под страхом оплеухи решилась принести ему пиво. Но майор с виду казался очень спокойным. Попросив стул, он положил на него свою больную ногу и осушил кружку, как добропорядочный человек, которому хочется пить. Просидев там около часу, он заметил проходивших по площади Суда двух военных — батальонного командира Морандо и капитана Дусе. Неистово размахивая палкой, он стал звать их к себе.
— Зайдите выпить пивца! — крикнул он, когда они подошли ближе.
Офицеры сочли неудобным отказаться.
— И вы теперь стали захаживать сюда? — обратился Морандо к Лагиту, когда служанка принесла им пива.
— Да, здесь хорошее пиво.
— Выходит, что и вы, майор, принадлежите к «господам из диванной»?
Лагит усмехнулся. Тогда они стали над ним подтрунивать. Но он в ответ лишь добродушно пожимал плечами. Что ни говорите, у нее соблазнительное тело, и те, которые будто плюют на нее, пожалуй, сами не прочь ею поживиться. И тут же, повернувшись лицом к стойке и стараясь сделать любезную мину, он крикнул:
