Чуть ниже вершины, по бокам величественного холма, я увидел множество цветущих деревьев. Еще подумал: странно, только конец марта, а уже во всю цветут деревья.
Между деревьями были большие полупрозрачные шатры серебристого цвета. Над крышами шатров что-то двигалось, искрилось, порхало… Из этого непонятного мне движения мой взгляд выделил несколько деревьев. Они тут же приблизились ко мне, и встали перед холмом.
Деревья были странные: одно полностью белое, очень похожее на березу, но не береза, какая-то другая неясная мне порода. Второе дерево похоже на клен, но опять же, нельзя сказать, что это клен. Только подобие, приблизительная внешняя форма клена. Третье дерево самое причудливое. С необычно длинной, пучками, хвоей (или очень узкой листвой). С диковинными разноцветными ветвями. Отчего все дерево казалось пестрым, словно веселая детская картинка.
Впрочем, самым удивительным был не внешний облик деревьев, а четкое внутреннее ощущение, что они разумны. И не просто разумны, а видят меня и что-то пытаются мне сказать, или передать. Что мне хотят сказать деревья, я понять не успел.
На прекрасный холм надвинулась тьма. Ударил резкий порыв ветра, очень похожий на тот, что настиг нас в степи, возле Черноморки. Ветер был черный: я не видел это, но почему-то знал, что ветер — сама тьма.
Белое дерево сломалось. Падая, оно жалобно закричало, совсем как человек. Тут же погасли все краски. Все заволокло густой, чернильной тьмой.
Зловещее, мутно-лиловое светило тускло сочилось багровым светом во тьме… Ни звезда, ни планета, ни Луна; скорее дыра — лиловая дыра с грязным серым оттенком. Размерами чуть больше полной луны.
Я почувствовал головокружение и тошноту. Как перед потерей сознания.
Откуда-то издалека прилетел голос отца Ивана:
— Дима, ау, очнись!
Не хватало только хлопнуться в обморок — подумал я. Тряхнул головой. Наваждение прошло. Я как будто бы проснулся. Передо мной была все та же Брама. Но теперь, как самый обычный холм с аккуратно вырезанной серединой.
…Что это было?! Что?! Никогда ничего подобного! А тут…что это?!.
Прислушался к внутренним ощущением. Ничего. Только перед «очами ума» все еще стоит жалобно кричащее белое дерево и мерзкая дыра. А так — ничего. А ведь должно быть некое тонкое смущение, тревога, если видение бесовское.
Отец Иван пристально смотрел на меня. Взгляд у него был совсем мне непривычный. Это был взгляд человека пробудившегося от какого-то долгого оцепенения и теперь с удивлением (и даже некоторым испугом) смотрящего на мир вокруг.
— У тебя тоже что-то необычное было?
— Ага, — кивнул я головой, — очень странные видения, или галлюцинации… даже не знаю, что подумать…
— Потом, — перебил меня отец Иван. — Все потом обсудим. Не обижайся, но я отчего-то чувствую, что сейчас не место и не время эту Браму обсуждать. К тому же, скоро село. Надо быть полностью в форме. Так что, потом.
— Хорошо, — согласился я, — потом так потом.
Дальше шагали молча. Я пытался понять, что со мной произошло возле этой Брамы. По традиции, первое, о чем подумал, так это о бесовском внушении и обольщении. Это самое стандартное и от того самое легкое объяснение. Да, вот беда, оно ничего не объясняет.
Против этого «понятного и ясного» объяснения восставала вся моя внутренняя природа. Все мое внутреннее существо кричало о том, что такой чистейший свет, что я видел на вершине, не может быть бесовской природы…
Хорошо. Пусть холм, разумные деревья — бесовские картинки, игры ума, коварный план сил тьмы против нас. Но свет?! Если и свет от бесов, то, что тогда не от бесов?! Тогда всюду козни сатаны!
Да. Козни сатаны. Разве я сам еще недавно так не считал? Всюду обольщения и бесы. Сердце человеческое — ложь. Ни верь, ни сердцу, ни уму.
А уж если что-то такое, запредельное, мистическое видишь, то пиши пропало. Прямо в сети сатаны угодил.
Разве может обычный мирской человек видеть что-то иное, кроме демонов? Однозначно нет! Только монахи преуспевшие в духовном делание способны видеть ангелов и сияние божества… Да, невеселая картина. Увы.
Вот второе мое видение вполне бесовской природы.
