Несколько удивленный Ричард взял трубку.
— Ричард Фанивэл, — назвался он и услышал, к своему удивлению (отнюдь не чрезмерному), голос Лестер.
Голос прерывался какими-то хрипами — Ричард сначала решил, что аппарат неисправен, но он ясно расслышал свое имя и узнал неповторимые интонации, поэтому откликнулся даже более уверенно, чем мог ожидать от себя:
— Это ты, дорогая?
В телефонной будке гомункул безвольно прислонился к стене; для прохожих картина выглядела совершенно обычно. По проводу бежал земной и одновременно неземной голос.
— Послушай, милый. Кое-кто собирается повидать тебя — такая невысокая и довольно неприятная женщина — по крайней мере, на вид. Но я надеюсь, что буду с ней — очень надеюсь. Ты сумеешь ласково отнестись к ней? Ну, как отнесся бы ко мне? Понимаешь, Тебе ведь может быть неприятно…
— Ну что ты говоришь! — воскликнул Ричард. — Я сделаю для тебя все, что хочешь, все, что смогу. Здесь со мной Джонатан и Бетти…
— Это хорошо, — перебил его родной голос. — И еще одно. Прежде чем я уйду, прежде чем я покину тебя… О, мой ненаглядный!
Голос заполнила такая неизбывная грусть, что Ричард похолодел и поторопился сказать:
— Послушай, нас ничто не заставит расстаться теперь. Я только-только начал тебя находить.
— И все же мы расстанемся, даже если ничто не заставит тебя, — произнес голос. — Так надо. Но сначала я все же приду. Не мучай себя понапрасну, что бы ни случилось. Попроси Джонатана впустить меня, я не хочу говорить на улице. До свидания. Я люблю тебя, Ричард.
Какое-то гудение ворвалось в разговор, сквозь механические хрипы начал проступать чей-то чужой голос, но тут еще раз, ясно и звонко, он услышал Лестер:
— Ждите нас. До свидания.
Клацнула повешенная на рычаг трубка. Ричард еще с минуту постоял возле смолкшего аппарата, а потом медленно и осторожно положил свою трубку. Джонатан и Бетти с напряженным ожиданием смотрели на него из-за стола.
— Сюда идет нечто, — с трудом проговорил Ричард. — Нечто вроде женщины. И Лестер. Больше я ничего не знаю. Она сказала, что будет с ней.
— Но… Лестер… — начал Джонатан.
— Если это звонила не Лестер, — с нажимом сказал Ричард, — значит, и это — не Бетти.
Оба поглядели на Бетти. Она стояла у окна и смотрела в быстро сгущавшуюся октябрьскую мглу.
— Какой у нее голос — встревоженный? — серьезно. спросила она.
— Я бы не сказал, — ответил Ричард. Он помолчал, потом вдруг с мукой выкрикнул:
— Ну почему человека не учат, КАК быть любимым? Почему нас вообще ничему не учат?
— Не горячись, Ричард, — сказала Бетти. — Нас нельзя научить до тех пор, пока мы неспособны учиться.
Хотела бы я, чтобы Джонатану так же повезло с женой, как тебе. Она не похожа на нас, ей едва ли приходилось задумываться, как учиться. Джон, сними эту штуку с мольберта, ладно? Этим же вечером мы от нее избавимся. Обязательно.
В голосе прорвалось нетерпение. Они до сих пор ничего не сделали, этот проповедующий ужас все еще находился здесь, а ведь сюда придет Лестер. Джонатан подошел, снял полотно с мольберта и положил на стол изображением вниз.
— А знаете, какой сегодня день? — спросил он. — Канун Дня Всех Святых.
— Хорошая ночь для того, что нам предстоит совершить, — заметил Ричард.
— И хорошая ночь для Лестер, чтобы прийти сюда, — добавила Бетти. Они замолчали и потом почти не разговаривали. Через некоторое время Джонатан пробормотал что-то насчет еды. Они с Бетти на скорую руку накрыли на стол хлеб, сыр, остатки еды из холодильника, вино. Набралось немного, но им хватило. Они ели и пили стоя, как делал Израиль, когда ангелы его Всемогущего трудились в Египте. Снаружи прильнула к окнам тяжелая ночь. Там шел дождь. Все трое ждали.
Наконец зазвонил колокольчик. Они переглянулись.
— Иди ты, Джонатан, — сказал Ричард. — Она просила, чтобы ты открыл.
Джонатан спустился вниз и распахнул дверь. Из темноты в освещенный прямоугольник у порога вступила невысокая, бледная женщина. Джонатан посторонился, пропуская ее. Когда она шагнула мимо него в коридор, он заметил, какие пустые у нее глаза, какого мертвенно-тусклого цвета ее кожа. Он мог бы поклясться, что она узнала его и даже попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась, мышцы лица не повиновались ей. Ни он, ни она не сказали ни слова. Видимо, она знала дорогу и прошла впереди него в комнату, где ждали остальные.
