Он поглядел на нее сверху вниз.
— Я могу отдать тебе Бетти, — сказал он.
Она только подняла голову и посмотрела на него. Он продолжал:
— Но сначала ты должна найти мне эту Лестер. Тогда получишь, что просишь.
— Навсегда? — переспросила она. — Я получу ее навсегда?
— Навсегда, — подтвердил он. Слово приобрело смутно видимые очертания, на миг возникло ощущение бесконечности, которую он назвал. Для них обоих зал изменился. Для Клерка — распахнулся наружу, для Эвелин — сомкнулся. Он видел, как открывается перед ним пространство временного мира; он видел, как один из его двойников распаляет толпу в уральском городишке, а другой сидит в своей комнате в Пекине и диктует страшнейшие заклятия ученым мужам Китая, а за ними зыблются восторженные тени и склоняются знамена Поднебесной Империи. Для нее же зал стал совсем маленькой комнаткой (и она продолжала уменьшаться), там сидели они с Бетти. Она говорила, а Бетти трепетала.
Далекая и близкая бесконечности жили вместе, потому что он произнес одно из названий Города, и тут же Город оказался здесь — такой, как им хотелось.
Он опустил руку еще чуть-чуть. Будь перед ним смертная плоть, он коснулся бы ее, но бесконечность разделяла их, как разделяла она Бетти и Лестер. Он сказал:
— Оторви от нее Лестер и приведи сюда. Тогда ты получишь Бетти. Иди и ищи их, найди и скажи мне. Найди и скажи, тогда ты сможешь говорить с Бетти. Найди и скажи мне. Иди и разыщи ее, найди и скажи мне…
Она хотела немедленно броситься исполнять его распоряжение, она подчинилась. Но она еще слишком недолго пробыла в мертвых, чтобы изучить возможности духа и научиться пользоваться ими. Она не могла мгновенно перемещаться в пространстве или находиться в двух местах сразу. Но он-то хотел от нее именно этого, его сила давила на нее. Ей надлежало быть одновременно с Бетти и с ним, видеть и говорить. Эвелин по-прежнему думала о себе, как о теле. Правда, за последнее время тело как-то потускнело, а тут еще эта боль в груди… Она продолжала воспринимать духовное бытие в телесных ощущениях. Но теперь ее заставляли оказаться в двух местах одновременно, и от этого кружилась голова, да так сильно, что она уже открыла рот, чтобы закричать. В легкие ворвался ветер и привел ее в чувство. Боль была ужасной. Почти в агонии она повисла в воздухе над тем же местом, где сидела, и в той же позе. По-другому представить нематериальное существование духа не получалось. Ей показалось, что она слышит собственный крик, и вместе с тем она знала, что этого не было. Так просто ее мучения не прекратить. Медленно, бессильно опустилась она опять к подножию трона, но теперь фигура ее скрючилась еще сильнее, и только глаза неотрывно следили за хозяином. А Клерк и не смотрел на нее, не обращал внимания на ее боль, он просто ждал известий о помехе, нарушившей его планы.
Именно в этот момент Лестер увидела ее. Она уже поняла, что опять разлучается с Ричардом. Миг, доставшийся им, был дольше и ярче предыдущих, и она уже спокойнее позволила ему уйти. С тех пор как они с Бетти помирились, Лестер начала понимать, что любовь — это единство обладания и не-обладания или даже вообще что-то другое, не она и не Ричард. Скорее она сродни пути познания, познания полного и совершенного. Она начинала жить по-другому. Она заметила, как смотрит Ричард на то место, где она только что была, и поняла, что ему тоже стало полегче. Мужчины вышли из комнаты вместе с леди Уоллингфорд. Комната опустела, не считая двух девушек — живой и мертвой. Теперь они свободно могли говорить друг с другом через разделявшую их преграду.
— Дорогая моя, что случилось? — спросила Бетти.
— Ничего, — отозвалась Лестер. — Ну или почти ничего. По-моему, он пытался затолкать тебя куда-то, а потом… когда у него не получилось, он попытался затолкать туда меня.
— Он тебя не поранил? — с беспокойством спросила Бетти.
Лестер улыбнулась и бросила иронично:
— Здесь-то?
Бетти благодарно улыбнулась в ответ. Она смотрела на подругу, а милосердие между ними удваивалось, учетверялось, так что они уже с трудом могли выносить друг друга, настолько стеснительной и смиренной стала каждая из них, и вместе с тем обе постепенно превращались в величественных, великолепных женщин. Бетти сказала:
