Раздались аплодисменты.
— Конечно, нельзя разбивать бутылку шампанского об ископаемое, однако мы можем, по крайней мере, выпить за нашего динозавра. И вот человек, который как нельзя лучше подходит для произнесения тоста. — Он обратился к Робби: — Не хотите ли сказать что-нибудь?
Робби подняла бутылку.
— Это тебе, папа.
Снова аплодисменты.
— Дробь, пожалуйста.
Из громкоговорителей зазвучала предварительно записанная барабанная дробь, и занавес на противоположном конце зала раздвинулся. Показалась ярко освещенная лаборатория за толстой стеклянной перегородкой. На металлическом столе лежала поразительная окаменелость, разделенная на пять фрагментов и местами еще покрытая цементирующей средой. Специалисты уже очистили большую часть черепа динозавра и его разверстые челюсти, изогнутую шею, когтистые верхние и нижние конечности. Теперь еще больше, чем когда-либо, казалось, будто животное пыталось вырваться из камня.
Директор поднял руку, и барабанная дробь смолкла.
— Настало время откупорить бутылку. Робби…
Та возилась с пробкой, по-всякому пытаясь ее извлечь. Раздался щелчок, и пробка пролетела над головами зрителей, а из бутылки полилось шампанское. Послышались хлопки и одобрительные возгласы. Директор подставил бокал под струю, поднял его и сказал, обращаясь к ископаемому:
— Нарекаю тебя Робби, тираннозавр рекс.
По залу прошел громкий гул одобрения. Из боковых дверей появились официанты. Они несли серебряные подносы, заставленные высокими бокалами с шампанским. Официанты пошли в зал.
— Тост! Тост!
Помещение наполнилось разговорами, смехом, звяканьем стекла — все поднимали бокалы за небывалого динозавра. В зале раздавались возгласы «За тираннозавра рекса по имени Робби!», в динамиках зазвучала тема из «Парка юрского периода» композитора Джона Уильямса.
Через несколько минут Мелоди присоединилась к Тому и остальным. Они чокались бокалами направо и налево.
— Ну и здорово же будет раскрыть, наконец, тайны этой окаменелости, — сказала Мелоди.
— Вы, наверное, об этом всю жизнь мечтали, — заметил Форд.
Доктор Крукшенк рассмеялась.
— Я всегда была фантазеркой, но даже в самых смелых мечтах никогда ничего подобного себе не представляла.
— В жизни полно неожиданностей, а? — подмигнув, сказал Форд. — Когда я пришел в монастырь, то и подумать не мог, что в результате окажусь здесь.
— Не очень-то вы похожи на монаха, — ответила Мелоди.
Форд засмеялся.
— Не похож, похож не был, и теперь уж никогда не буду. Охота за динозавром помогла мне понять, что созерцание и размышления — не для меня. Монастырь в свое время очень помог мне, но проводить там всю жизнь я не стану.
— Чем собираешься заняться? — спросил Том. — Вернешься в ЦРУ?
Форд покачал головой.
— Займусь частными расследованиями.
— Что? Станешь детективом? Что скажет настоятель?
— Брат Генри от всей души одобряет мое решение. Говорит, он с самого начала знал, что мне никогда не сделаться монахом, однако я должен был осознать это сам. Вот и осознал.
— А чем именно ты будешь заниматься в качестве детектива? Выслеживать с фотоаппаратом неверных мужей?
Форд расхохотался.
— Вовсе нет. Моя деятельность будет касаться корпоративного и международного шпионажа, криптографии, криптоанализа, научных и технологических проблем. Примерно в этой же сфере я работал, когда был агентом ЦРУ. Кстати, я ищу напарника. — Он подмигнул Тому. — Как тебе такая работенка, а?
— Кому, мне? Я же ничего не смыслю в шпионаже.
— Верно, ничего. Но так и надо. Я знаю твой характер, и этого довольно.
— Подумаю над твоим предложением.
Снова раздались возгласы — директор открыл новую бутылку и стал ввинчиваться в толпу репортеров, подливая им шампанского и выслушивая их жалобы. Динозавр лежал на длинном металлическом столе: шея вывернута, зубы оскалены, пустые глазницы глядят на людское сборище.
Форд обернулся к Мелоди.
— Не скажешь, что этот тираннозавр почил в мире.
— Ярость, ярость… а как же — ведь для него мерк свет, — негромко проговорила та.
Уайман сделал маленький глоток шампанского.
— Пока вы говорили, Мелоди, мне пришла в голову довольно неожиданная мысль.
