Скоро он настолько поправился, что стал прежним неутомимым козаком, словно многолетнее лежание в постели собрало в нем неуемную энергию. В Кондрате проснулась жадная потребность к деятельности, и такая, что Сдаржинский, нередко сопровождавший его в степных походах, не мог соперничать с ним в выносливости. Часто, когда Виктор Петрович, измученный верховой ездой, расстелив бурку, ложился отдохнуть под степным курганом, Кондрат, стреножив лошадей, еще долго бродил вокруг. Эти походы заняли почти все лето. Зато к осени Сдаржинский и Кондрат могли сесть за составление плана будущих ирригационных работ.
Возле самого села на луговине, где в 1812 году собирались и пошли в поход на врага ополченцы, решили высадить более чем полтысячи десятин леса. Он станет как бы прикрытием главного водоема, от которого в глубь степи двинутся ставки, ручейки, озерца. А 90 оврагов, превращенные в запрудья, позволят распахать вокруг большие участки земли.
– Глубокой вспашкой надобно поднять степные пласты. Не так, как у нас до сих пор сохой слегка верхний слой ковыряют. Пахать будем специальным станочным английским плугом с лемехами стальными, запряженными шестеркой волов. Вот как! – со страстью в голосе сказал Виктор Петрович. – Я сию рекомендацию в немецкой книге прочел. Да-с! Вот тогда будет толк!.. И Виктор Петрович выразительно посмотрел на Кондрата и Иванко, недавно прибывшего из Одессы.
Разговор происходил у Сдаржинского в кабинете, который более походил на библиотеку. Книги, не умещаясь в шкафах, беспорядочными горками обступали широкий стол своего хозяина. Стол был обширен. Но и на нем не хватало места книгам. Иванко, все еще находившийся под впечатлением встречи с Раенко, невольно, глядя на книги, вспомнил полюбившегося ему человека. Здесь, в Трикратном, он уже успел совершить с отцом несколько рейдов по степи. Помогая ему, он подробно узнал о замыслах Сдаржинского.
И хотя ему, как и отцу, был родным степной край, за освобождение которого некогда сражались его предки, и дорого стремление Сдаржинского оживить этот край, но не все в этом деле было ему ясно.
Наедине с Кондратом он не раз уже толковал о затее Сдаржинского и пытался докопаться до самого корня.
– Батько, а к чему эти хлопоты все Виктору Петровичу? Разбогатеть еще, что ли, он хочет?
– Я сам, сынку, про то спрашивал его. Он говорит, что мол, желает не зря на земле прожить, добро людям сделать.
– Добро?… – с недоверчивой усмешкой переспросил Иванко. И вдруг зло прищурил зеленоватые глаза. – А ты ему не сказал, батько, что добро бы он сделал поболее, если бы без хлопот снял неволю со своих крепаков, да землю отдал бы им свою. Тогда без его печали эту землю вольные люди выдюжили б и обводнили сухие степи. Да и распахали бы из края в край. Говорил ему об этом, батько?
– Думку об этом имел, но не говорил, – хмуро ответил Кондрат. – Уважаю я Виктора Петровича. Человек он, сам видишь, редкостный. Ну, да какой он – ты сам знаешь. Вместе с ним Наполеона воевали…
– Человек он и впрямь отличнейший. А все же спросить его об этом надобно. Спроси, батько. Обязательно спроси.
– Ты прав, Иванко. Обязательно спрошу. Только случай выйдет…
И сейчас, когда Сдаржинский с увлечением рассказывал о своих замыслах, отец и сын, посмотрев друг на друга, поняли, что случай для серьезной беседы вышел самый подходящий. Лучше не найти. Они были втроем в кабинете. Иванко подтолкнул незаметно в бок Кондрата и тот, когда Сдаржинский кончил говорить, спросил:
– А скажите, будьте ласковы, Виктор Петрович, к чему вам такая затея? Хлопот у вас много с ней. А зачем? Гроши вам еще надобно?… Так их у вас куры не клюют. Не лучше бы вам крепакам своим вольную дать да наделить их землицей? И сразу степи эти сухие зацвели бы от труда вольного… И спасибо великое вам сказали бы не только крепаки, с которых вы ярмо сняли, но и внуки их.
Он смолк и выжидающими глазами впился в лицо Сдаржинского. Так же, затаив дыхание, смотрел на него и Иванко. – Я ожидал от вас этого вопроса. Вы имеете полное право его задать. Ты, Кондрат Иванович, верно сделал, что спросил меня. Я постараюсь ответить без утайки. – Виктор Петрович провел рукой по волосам, поднялся с кресла и зашагал по кабинету, обходя груды лежащих на полу книг.
