Наконец проводница остановилась на берегу реки у очень старого дерева – ее серый плащ казался наростом на коре в лунном свете. Они вышли к той части Керберна, где он разливался особенно широко и был мелким. Человек здесь знал каждый камень.
Проводница указала ему на противоположный берег.
– Но здесь брод, – запротестовал он. – Они наблюдают за ним.
– Нет. По крайней мере, не сейчас. И возможно, не будут это делать еще несколько ночей – верь мне, я это знаю. Там ты увидишь холмы и на вершине первого – груду камней; миновав второй холм, ты пойдешь вдоль реки, где она вырывается из ущелья, вверх по долине и к самому дальнему холму. Место, куда я посылаю тебя, не будет видно до тех пор, пока ты не минуешь долину и не взойдешь на Воронов холм – не знаю, так ли он зовется в нынешние времена?
– Да, он носит это имя. – Человек взглянул на смутную линию холмов, видневшихся за рекой, за деревьями. Речная вода плясала в лучах света, разбивавшихся рядом с ним. Встревоженно он повернулся к своей спутнице. Но рядом уже никого не было, словно никогда и не бывало, лишь меркнущие воспоминания о высоких, спокойных звуках голоса, да и тот будто приснился ему, и о мягком сиянии, которое он смутно различал.
Мир вокруг снова сгустился холодным мраком, а тени угрожающе придвинулись.
– Ты здесь? – спросил он тьму, но ответа не последовало.
Тогда он вздрогнул, сдвинул перевязь с мечом за спину и вступил в студеные воды Керберна, то и дело ожидая стрел из-за темных деревьев с противоположного берега, засады, а более всего – леденящего смеха эльфийского народца за своей спиной. Дары эльфов не сулили удачи. Теперь он уже никогда не сможет почувствовать уверенности в собственной безопасности.
Но он шел по пояс в воде, а с берегов не доносилось никаких звуков, разве что легкие всплески в камышах. Он вылез на противоположный берег, занимаемый его врагами, и не обнаружил ни засады, ни другой опасности поблизости. Он тут же бросился бегом, чтобы согреться, петляя между молоденькими деревцами, росшими вдоль пустынных границ Ан Бега и его деревень.
Его звали Нэаль. Люди прозвали его Далаханом, а в былые дни он носил и другие имена и обладал властью; но король, которому он теперь служил, был беспомощным младенцем, спрятанным где-то в холмах, как надеялись верные ему сердца. И пока эти верные воины разоряли и опустошали поля предателей в долине Керберна и везде, где могли, ибо это – единственное, что им оставалось, пока юный король не превратится в мужчину.
Пять лет Нэаль жил в лесу, скрываясь за камнями и прячась в чащобах, и его люди следовали за ним, но теперь большинство из них были мертвы, остальные разбрелись.
Поэтому он бежал и бежал, так как на востоке уже занималась заря, а темный лес обещал ему впереди безопасность. Он был уже немолод. Он растерял свою веру в грядущих королей. Он хотел лишь места у очага, хлеба для пропитания и чтобы больше ему не надо было уходить от погони.
Солнце уже взошло, а он все бежал, поднимаясь в Бурые холмы. Люди считали, что в них, как и в лесу, обитает нечистая сила. Но он давно уже привык к таким местам, куда ни один достойный человек не рискнул бы пойти. Несмотря на их дурную славу, Нэаль чувствовал, как его охватывает все бо́льшая надежда, по мере того как он углублялся в холмы. Усталость оставила его, и он бежал гораздо легче, чем раньше, по пустынной каменистой местности. Солнце поднималось все выше. Пот стекал с него ручьями. Нэаль слышал лишь звуки своих шагов и скрип камней под ногами, и больше ничего не было, словно на все остальные его чувства кто-то набросил покров, и мир перестал быть прежним. Если в лесу было темно, то здесь все сияло, солнце играло тут и там, и камни переливались на свету.
Он добрался до Воронова холма и поднялся на него. Что-то странное сверкало в полдневном солнце под уступом противоположного холма. В предвкушении необычного он снова бросился бежать, даже чувствуя, что силы на исходе. Он продолжал подгонять себя надеждой на то, что стоит только перейти некий барьер и окажешься в последнем пристанище, которое можно обрести лишь случайно или по воле невероятной удачи.
