И на этот раз на столе оказались грубый хлеб, нарезанный крупными ломтями, несколько стволов латука, собранных в пучок, огурцы, ягоды толстокожего винограда, сушеные яблоки, вино и вода в кувшинах.
Ликин разлил по кубкам рейтийское вино, в неглубокую миску воды, поставил её перед Октавием, тот любил размачивать хлеб в холодной воде.
Октавиан поднял кубок и произнёс:
— За успешные переговоры.
Агриппа молчаливо присоединился. Они выпили. Октавий неспешно приступил к трапезе, Агриппа нехотя взял несколько ягод винограда, у него совершенно отсутствовал аппетит.
— Как думаешь, наш троянский подарок пришёлся ко двору? — спросил его Октавий.
— Думаю, что пришёлся, они проглотили наживку, а времени на проверку информации у них нет, — ответил Агриппа.
Это по его инициативе был перехвачен гонец Лепида, доставляющий тому послание от соглядатая из Македонии о передвижении войск Кассия и Брута. Дезинформация носила иной характер: в ней говорилось о намерении некоторых членов сената начать сепаратные переговоры с Кассием и Брутом, т. е. фактически о создание военной коалиции против мятежного Марка Антония. Объявленные по инициативе Октавиана "врагами отечества" убийцы Цезаря будут прощены, если выступят на стороне сената. Послание возымело действие, Антоний и Лепид сами стали искать союза с Октавианом. Антоний даже простил Октавию подосланных убийц, миссия которых непостижимым образом провалилась.
— Мне придётся расстаться с консульством, — с сожаленьем произнёс Октавий.
— Да, консульство теперь будет не в почёте, — согласился с ним Агриппа.
— Знаешь, что сказал о нас Цицерон, — продолжил потом Марк.
— Ну и?
— Молодые ходят всё и сразу, а получаю ничего и постепенно.
— Что ж, неплохо сказано, боюсь, я не сумею его отстоять, как будущий противовес Антонию, — посетовал Октавиан.
— Почему? — удивился Марк.
— Антоний не отступится, из трёх его врагов, Цицерон самый доступный, — пояснил молодой консул, — Брут далеко, а со мной временно приходится мириться.
— Тогда пусть наш оратор отправляется в Тартар, теперь там ему и место, он своё уже отпел.
— Неплохо было бы туда отправить и половину сената, — злобно продолжил Октавий, откусывая размоченный хлеб.
Он кивнул слуге и тот снова наполнил кубки.
— Не достаточно ли, — возразил советник и друг, — ведь впереди непростые переговоры.
— Вот потому и выпьем, чтобы быть раскованней, — отклонил возражения Марка Октавиан.
На этот раз они выпили без речей. Агриппа снова отщипнул и отправил в рот пару ягод винограда, произнеся при этом:
— Что тебя с таким неистовством двигает на борьбу со всем светом, неужели месть?
— Мне кажется, что гонит меня не месть и даже не ненависть, а что-то другое.
— Тогда что? — и Марк удивлённо посмотрел другу прямо в глаза.
— Сам не знаю, откуда-то изнутри поднимается беспокойство, похожее на мелкую дрожь, или дурноту, предшествующую рвоте. Это состояние вынуждает меня действовать, если поступаю правильно, то оно проходит, если нет, то продолжает терзать. Мне чудится, будто кто-то стоит за моими плечами и передаёт мне это беспокойство, — впервые Октавиан откровенно высказался о том, что его уже давно мучило с того момента, когда настигла весть об убийстве Цезаря.
— Ты думаешь это он? — продолжал пытать его Агриппа.
— Всё может быть, — уклончиво ответил тот, смотря на Марка, а сам, в это время на ощупь, ломал хлеб.
— Он жаждет мести? — повторился Агриппа и перевёл взгляд на стол, следя за движением рук Октавия.
— Не думаю, скорей уж власти, — отвечая, Октавий потянулся за стеблем латука.
— Как это? — удивлённо воскликнул Марк, сопровождая взглядом руку собеседника.
— Внутренние желание человека создает себе помощника, духа желания, который не даст человеку загасить его. Этот дух усиливает само желание, преобладает над другими желаниями и двигает человека к конечной цели — исполнению желания. У Цезаря таким духом был — дух власти. Цезаря не стало, но дух желания остался, он очень силён, он жаждет конечной цели. Он жаждет властвовать. Он хочет, чтобы дело Цезаря — абсолютная власть продолжалась, только тогда есть возможность обрести покой.
