Девочка села на табурет и тупо уставилась в одну точку. Нет, этот день сурка ей решительно не нравился. Неужели она вынуждена, как и тот парень в кино, жить в этом ужасном дне несколько лет? Она будет каждый день писать контрольную по алгебре, убирать бардак в кафе, а вечером, падая от усталости, варить рассольник? И ей никогда не выдадут зарплату, и мама никогда не вернется от папы? Может, она и вправду сошла с ума, и ей все это кажется? А на самом деле она сидит в психушке, в смирительной рубашке, и бредит? Или, может быть, она в коме? Лежит под капельницей, вся утыканная трубочками, а мозг подбрасывает ей ужасные картины?
В кухню осторожно просунулась всклокоченная голова.
– Чего тебе? – устало спросила Лена.
– Лен, я тут вспомнил, – нерешительно проговорил Вова. – Я тут это…
– Кроссовки порвал и кепку потерял?
– А откуда ты знаешь?
– Я теперь все знаю. Даже то, чего еще ты сам не знаешь.
– Ух ты! – восхитился брат. – Тебя что, молния ударила? Как в кино? И у тебя теперь уникальные способности?
– Вот именно! – усмехнулась Лена. – Ты только подумаешь о чем-то, а я уже знаю, что ты собрался натворить. Понятно?
Вова кивнул и собрался уходить.
– Послушай-ка, мой резвый друг, – остановила его Лена. – Когда завтра в саду воспитательница спросит, кто сможет нарисовать большой плакат за один вечер, не вздумай поднять руку. Как человека тебя прошу!
В раздевалке для девочек стоял оглушительный визг. Мухин и компания, уже переодевшиеся на физкультуру, перебрасывали через перегородку между женской и мужской раздевалками безобразных резиновых пауков. Девчонки визжали с удовольствием, на разные голоса, не столько от страха, сколько для поддержания общего настроения.
– Это бразильский странствующий паук! – надрывался уже охрипший Загоркин. – Убийца людей! А это черная вдова! От ее яда погибают даже самые крупные лошади. Зюзина, ты в опасности!
Хлипкая стенка между раздевалками ходила ходуном.
– Откуда в одном месте столько чокнутых сразу? – сказал Глеб Юрасику, сидя с ним на лавке. Юрасик не ответил. Он пыхтел, стягивая с себя носки.
– Ты не делай таких сложных упражнений, – насмешливо проговорил Глеб, наблюдая за его стараниями. Юрасик, наконец освободившийся от носков, внимательно посмотрел на свои ноги и вытянул их в сторону Глеба.
– Чего ты мне суешь под нос свои грязные лапы? – возмутился тот.
– Ногти, – сказал Юрасик. – Посмотри на ногти.
– Что ногти? Не ногти, а когти, прямо как у орла. Ты, наверно, когда ходишь, стучишь ими по паркету?
– Я постриг их вчера вечером и искупался. А сегодня они снова выросли.
– Да не выросли они. Просто ты постриг их в среду вечером, а сегодня еще только вторник, утро. Кстати, твоя теория не сработала.
– Какая теория?
– Насчет того, что мы застряли в одном дне. Дни-то меняются. Только почему-то не в ту сторону. После четверга наступила среда, а теперь вот вторник. А завтра что будет? Понедельник?
– Как-то это все… кошмарно и неестественно, – поежился Юрасик.
– Ну еще бы! – со смехом согласился Глеб. – Ты каждый вечер будешь приводить себя в порядок и мыться, а просыпаться – грязный и с когтями!
– Да, невероятно оптимистичный прогноз, – задумчиво сказал Юрасик, не сводя взгляда со своих босых ног.
Наконец шестой «А» шумно высыпался на улицу и, с трудом угомонившись, построился на школьном стадионе в неровную линию.
– Бежим пять кругов! – скомандовал учитель физкультуры. – Кого увижу срезающим углы либо сидящим в кустах, тот будет бегать вокруг стадиона до конца урока. Бегом марш!
Шестиклассники без всякого энтузиазма побрели на беговую дорожку и лениво потрусили по кругу. Никто особо не рвался устанавливать рекорды, ведь, как известно, чем медленнее бежишь, тем быстрее проходит урок. Но даже такой неторопливый темп был Юрасику не под силу. Он плелся практически шагом далеко в хвосте.
– Давай, чемпион, давай, – подбодрил его Глеб, пробегая мимо во второй раз. – Тебе надо задержаться в сегодняшнем дне. Каждый день пять кругов по стадиону, и через месяц тебя будет не узнать.
– Лучше сразу умереть, – пропыхтел Юрасик, обливаясь потом.
