— Упрямый ты человек, Валентина, скажи спасибо, что тебе муж покладистый достался, другой бы спуску не дал: ходули в печку сунул да еще по столу хвать кулаком — уважай мужа!
— Отстань, Сергей, поговорили, и ладно, все равно каждый при своем интересе останется.
Так оно и было.
Что отец любил маму, я не сомневалась.
А потом... Мама умерла. Тогда мне было семь лет.
Отец с горя запьянствовал. К нему стала приходить «подруга жизни» — веселая полная женщина по имени Груша, которую отец называл Фруктом,— они работали на одной фабрике.
— Что-то выпить охота, в горле зудит,— говорил отец, лукаво поглядывая на женщину. — Может, ты, Фрукт, составишь компанию?
Груша хохотала:
— От всего могу отказаться, но от выпивки?..
Груша приходила часто. Со мной она явно заигрывала:
— Сашок, а я селедочки купила, давай вместе картошку почистим, пир устроим!
Отец, довольный, поглядывал на водку, которую принесла эта женщина, потирал ладони:
— Гляди ты, родимую приволокла! Есть же на свете сознательный женский пол! Из миллиона десятка не наскребешь, а все ж есть. Сейчас мы с тобой, Фрукт, причастимся с особым удовольствием! Жалко, что дочка мала, и она бы составила нам компанию.
Фрукт лукаво подмигнула отцу:
— Ой, совсем забыла! И для нее есть коньячок в десять звездочек! — Она поставила на стол бутылку лимонада.
Мне все было противно: и Груша, и ее сладенький голос, и лимонад. И жалко маму. Здесь все мамино, все сделано ее руками, куплено ею, а эта... пользуется папиным горем. Спаивает его.
Я не могла с ними оставаться и уходила на улицу. Меня не удерживали.
Слоняться поздним вечером по двору было страшно, и я пряталась за дот, садилась под стеной, подтягивала колени до самого носа и думала о доброй фее, которая обязательно придет ко мне, взмахнет рукой и скажет: «Не надо плакать, Саша, присмотрись-ка получше к себе: ты же не такая, какой себе кажешься! Встань и посмотри!»
Я встаю, оглядызаю себя и замираю от восторга: я большая, сильная, а одета как! Платье из серебристой парчи, волосы длинные, золотистые, на лбу диадема. Ну принцесса и только. «А теперь идем к тебе!» — зовет фея. Мы летим с ней в нашу квартиру, выгоняем Грушу, а папу предупреждаем: «Еще раз повторится такое, чтоб ребенок на улице мерзнул, чтобы страдал без мамы, пеняй на себя!»
Отец бухается на колени, просит прощения: «Хрястни меня по морде, Саня, хрястни разок, и чтобы я еще когда пригласил к нам Фрукта, боже упаси!»
Фея говорит: «Драться стыдно. А ты, Саша, если я тебе понадоблюсь когда, хлопни три раза в ладошки, и я приду. Ничего теперь не бойся!»
Я ждала фею каждый день, но вместо нее приходила Груша.
Им каждый раз не хватало того, что приносила Груша, и за добавкой посылали меня: «На сдачу купишь себе конфет».
Мне не надо было конфет, ничего мне не надо, только бы не ходить за водкой, покупать ее было стыдно до слез, и я всегда просила кого-нибудь: «Пожалуйста, на компрессы надо...» Один раз мне не отдали ни денег, ни водки. Парень, за которым я было погналась, крикнул на всю улицу: «Ты чего ко мне пристала, посмотрите на нее — попрошайка, денег просит!»
Я прибежала домой.
Отец рассердился:
— В кого ты уродилась такая тюха?
Фрукт, вздыхая, полезла в свой кошелек:
— Хорошо, что у меня заначка оказалась. Вишь, пригодилась! Но не будь такой разиней, Сашок! Чтоб водку из рук выпустить? Как же ты собираешься дальше жить? Иди-ка по-быстрому!
И я шла...
Но однажды случилось такое!..
Я подобрала котенка, худющего, замызганного, но, видно, беленького. Фрукт подняла котенка за шкурку, как тряпку, и бросила на пол. Котенок, поджав хвост, спрятался под батарею.
— Ему больно! — сказала я.
— Где ты подобрала его? — закричала Груша. — Из какого мусорного ящика вытащила?
— Под нашей лестницей,— доверчиво призналась я. — Он плакал... Мы его откормим, вымоем, он станет беленьким!
— Отмоем,—согласилась Груша. — Тащи тазик!
Я достала из-под ванны эмалированный таз, поставила его в кухне на пол, налила из чайника теплой воды, принесла мыло и свою мочалку.
Фрукт вытряхнула морковку из холщового мешочка прямо на подоконник и сказала:
