— Сэр, нам необходимо взять анализ крови, — ответила медсестра. — Такие правила.
Доминик порывисто вздохнул и посмотрел на Молли. Черт его знает, почему он посмотрел на Молли. Может, потому, что было в этой медсестре что-то от Дарта Вейдера.
— Ну-ну, не распускай нюни, — отозвалась Молли, подошла к кушетке и взяла Доминика за руку. — Один маленький укольчик, а если будешь хорошим мальчиком, получишь воздушный шарик в подарок.
— Катись к черту, — прошипел Доминик. Но на самом деле он вовсе не хотел этого. Лишь бы она осталась рядом и продолжала сжимать его руку. Если бы только он так не боялся.
Вошел врач. По крайней мере, так написано у него на бейдже. На вид ему лет двадцать, не больше. Он прошел к аппарату ЭКГ, просмотрел ползущую из него бумажную ленту и выключил машину.
«Зачем? Неужели все так плохо? Я что, безнадежен?» Хватит, Ник, перестань. Возьми себя в руки. Сядь, пусть видят, что ты в норме. Черт, как это «не можешь сесть»? Это Молли так тебя загипнотизировала?
— Мистер Лонгстрит? Здравствуйте, я доктор О'Кифи. Прежде всего, сердце у вас в порядке. Думаю, это главное, что вы хотели услышать.
Доминик закрыл глаза и почувствовал, как Молли толкнула его кулаком в бок. Он готов был разрыдаться. Он не умирает. Но если он не умирает, что же с ним такое?
— Я правильно понял, что у вас была боль в животе, тошнота и слабость?
— Да, доктор, хотя мы не совсем точно знаем, с чего все началось, — ответила Молли, прежде чем Доминик успел открыть рот. — Он сказал, что у него желудок разболелся, и принял несколько понижающих кислотность таблеток. А потом вдруг побледнел. Я так испугалась.
— Миссис Лонгстрит? — уточнил доктор О'Кифи.
— Совершенно верно. — Молли быстро протянула ему правую руку. — Простите. У меня стальные нервы, уверяю вас. Долг жены не позволяет мне оставить мужа. Ему будет гораздо спокойнее, пока я рядом. Я ведь могу здесь остаться?
— Разумеется. Думаю, это отличная идея, — кивнул доктор О'Кифи. Эта обаятельная белозубая женщина вызывала у него восхищение.
Если бы Доминик мог, он бы прокричал: «Эй, док, вы про меня не забыли?»
После длительного молчания доктор О'Кифи наконец-то оторвал взгляд от Молли и с трудом, но вспомнил, зачем он здесь. Он вставил в уши стетоскоп и принялся осматривать Доминика.
Молли чуть отступила в сторону, но руку Доминика не выпустила. Связать бы ее. И зацеловать.
— У вас были недавно какие-нибудь неприятности, мистер Лонгстрит? — вдруг спросил врач. — Может, вы с миссис Лонгстрит сегодня ссорились?
— Ну что вы. — Молли поднесла руку Доминика к губам и поцеловала. — Мы никогда не ссоримся. Мы поженились недавно. Но вот на работе у него столько неприятностей. Бедный мой, какой тяжелый был у тебя день.
— Не тяжелее, чем обычно, — вставил Доминик. Ему вдруг стало гораздо лучше. Что это за болезнь, если от нее вылечивает прикосновение Молли?
— Не слушайте его, доктор. Стресс — второе имя Доминика. Я слышала, так его назвал священник у алтаря, — не моргнув глазом, выдала Молли.
Нет, ее надо не связывать, а пороть, подумал Доминик.
— Придется нам, мистер Доминик, проделать с вами одну штуку. — Доктор подал знак медсестре, та открыла какой-то ящик и достала оттуда… бумажный пакет?
Доктор О'Кифи взял пакет, встряхнул, чтобы развернуть, и протянул Доминику.
— Пожалуйста, подышите в него, мистер Доминик. Приложите пакет ко рту и носу и плавно вдохните-выдохните.
— Вы шутите?
— Давай, дорогой, не упрямься. — Молли взяла пакет и прижала ко рту Доминика.
— Возможно, у вас предъязвенное состояние, мистер Лонгстрит, или нарушение кислотности. Все это мы сможем узнать на следующей неделе, когда сделаем анализы. Сейчас займемся главным.
Доминик убрал пакет от лица и спросил:
— Так я для этого дышу в пакет? Чтобы вы проверили, есть у меня язва или нет?
Молли схватила пакет и прижала его к лицу Доминика.
— Еще раз так сделаешь, любимый, и я тебе руку сломаю. Дыши.
— Нет-нет, мистер Лонгстрит, конечно, не для этого. Вы дышите в бумажный пакет, потому что у вас была гипервентиляция, которую мы пытаемся остановить.
Этого Доминик не понял, но ему постепенно становилось лучше и лучше, как будто жизнь возвращалась в онемевшие руки и ноги. Так что он не сопротивлялся и слушал.
